25 домов под одной обложкой

На этой неделе в рамках издательской программы Музея Москвы вышла книга, которую всякий уважающий себя столичный житель обязан прочесть или хотя бы пролистать — это «Истории московских домов, рассказанные их жителями». Бывшие авторы «Большого Города» этнолог Дмитрий Опарин и фотограф Антон Акимов с 2011 года ходили по старым домам в центре, записывали рассказы их обитателей, снимали сохранившиеся интерьеры и работали в архивах. Из рассказов жильцов, выписок из домовых книг, старых и современных фотографий они составили объёмные портреты 40 жилых домов, построенных внутри Садового кольца до 1930 года. Под одной обложкой уместились истории 25 из них, иначе книга вышла бы неподъемной.

Дмитрий с Антоном буквально зафиксировали уходящую реальность: дверную ручку, фотография которой украшает обложку, уже сорвали. Результат многолетней, почти детективной работы — книга-паззл, под завязку упакованная отборными историями московских семей, квартир и домов.

МОСЛЕНТА выяснила у Дмитрия Опарина, почему его книгу не стоит показывать петербуржцам, как попасть в исторические дома, что его злит в современном москвоведении и почему до революции москвичи гораздо чаще меняли съёмные квартиры, чем в наши дни.

Дмитрий Опарин, этнолог, кандидат исторических наук, преподаватель исторического факультета МГУ имени Ломоносова

Главные истории

Самые яркие истории из этой книги для меня — это, например, воспоминания Вячеслава Павловича Удовицкого, который живёт на Солянке с рождения, с 1938 года. Это такой пацанский, очень яркий рассказ об играх и хулиганском детстве с драками «двор на двор» в старой Москве.

Очень трогательные воспоминания у Татьяны Евгеньевной Ремезовой с Покровки, 29. Она из дворянской генеральской семьи, и рассказывает о репрессиях: как уводили родственников, а в их комнаты заселяли семью НКВД-шников.

История Вартановых на Большой Садовой, 10 для меня важна тем, что именно они — самая старожильческая семья дома, в котором они прожили с 1914 по 1980-е. И при этом перед нами — армянская история, которая говорит о том, что многонациональность Москвы не на голову нам свалилась. И коренной московской семьёй может быть и армянская, и татарская семья. Москвич - не обязательно русский, не обязательно славянин.

Одна из наиболее ценных фотоисторий — роскошная квартира в Обыденском переулке, принадлежащая частному владельцу. Мы с Антоном год туда пытались проникнуть. В конце концов удалось уговорить прораба, который пустил нас внутрь. Я не знаю хозяина, но рабочие в течение уже нескольких лет реставрируют 10 или 12 комнат. С каминами, кесонированными потолками, узорчатым паркетом, лепниной, — со всеми многочисленными деталями, которые бережно сохраняются. Для нас это было грандиозное событие — наконец-то попасть туда и всю эту красоту отснять.

Как попасть в эти дома

Мы с музеем Москвы больше года назад организовали цикл экскурсий «Частные истории Москвы», когда в три дома: в Подколокольном и Хохловском переулках и на Покровском бульваре группы приходят прямо в квартиры, где их ждут жители, которые сами выступают в качестве экскурсоводов и рассказывают историю дома.

Если в Петербурге есть прекрасные экскурсии по парадным, то в Москве с этим гораздо сложнее:столичные продъезды не выдерживают, конечно, конкуренции с петербуржскими. Думаю, мою книгу нельзя продавать в Северной Пальмире — засмеют, а не хочется, чтобы над Москвой смеялись. У них есть на то все основания: мы тут выискиваем крохи, а у них повсюду — дворцы.

Проблемы москвоведов

О столице в последнее время начали выходить очень сильные, хорошие книжки. В особенности по той части наследия, которая в свое время вообще была забыта — по конструктивизму. Или вот ещё, в издательской программе музея «Гараж» вышла прекрасная: «Архитектура советского модернизма 1955-1991 год».

Но на полках магазинов, к сожалению, в основном в наши дни стоят совсем другого рода работы о Москве: сплошные «Тайны Москвы», «Загадки Москвы», «Самые таинственные места Москвы». Это плохой тон — мистифицировать город.

И такой же плохой тон — идеализировать дореволюционную Москву: ах, купцы, тройки, блины, балалайки, дворяне, барышни, — как же было хорошо... А всё, что после — плохо, безобразие, кошмар, и мы не хотим этого замечать. Но так нельзя! Мне, например, нравятся некоторые надстроенные дома: первый этаж — дореволюционный, второй и третий — советского периода. Это же наша история, и дом стал её летописью: пускай не очень хорошо выглядит, но так получилось. Была нехватка жилплощади, и в 1920-е, 1930-е годы многие дома специально надстраивали так, чтобы верх диссонировал с богато декорированной нижней частью здания. При взгляде на такое здание можно считывать социальные, архитектурные процессы, которыми жил город. И это надо ценить, потому что Москва хороша своим разнообразием: мозаикой стилей, архитектурной мешаниной. У нас не ансамблевый город, как, например, Петербург или Париж.

Ещё в современной московской краеведческой литературе меня смущает сентиментальная интонация. Именно поэтому я пытался дистиллировать текст, отжав все эмоции, и приводить, описывать только факты. Потому что считаю, что эмоциональная составляющая должна родиться у читателя, когда он узнает эти собранные вместе факты и истории.

И мне не нравится интонация столичного снобства и высокомерия, поэтому у меня есть в книге упор на этнические, национальные рассказы. Татарская, армянская, еврейская история — это богатая, интересная часть московского наследия, которая обычно ускользает от внимания людей.

Явления архитектурные и социальные

Что интересно: до революции редко кто в Москве имел квартиру или дом в собственности. Городские жители в основном арендовали жилье. И динамика переездов в конце XIX — начале XX веков была намного выше, чем сейчас или в советское время. Тогда это было обычное дело: два года пожил в одном доме, переезжаешь на другой адрес, ближе к работе, например. Свадьба, появляются дети, — новая квартира. Доход повысился — переезд в богатые апартаменты. А в собственности были особняки, принадлежавшие отдельным семьям, да доходные дома, принадлежавшие домовладельцам, которые чаще всего занимали самую роскошную, большую квартиру на втором или третьем этаже.

Разные кварталы имели сильно отличающиеся характеристики: районы бедные и зажиточные, маркированные профессионально или этнически. Безусловно, всего этого уже нет: сейчас можно встретить ситуацию, когда в центре живут люди бедные, а на окраине — богатые. Даже в одном доме могут жить люди с очень разным достатком. Это смешение — результат советского строительства, расселения коммуналок, миграционных процессов и разрастания города до огромных масштабов.

Когда после революции началось «уплотнение», пошли уже другого рода процессы передвижения населения. При этом многие семьи так и остались жить в домах, которые занимали до революции: им выделяли комнату-две, а остальную часть квартиры заселяли другими людьми. Уехали они с этих адресов в новостройки на окраинах только во время расселения коммуналок в 1960-80-х. И именно после этого, а не в 1917 году, Москва сильно переменилась: исчезла преемственность со старым городом, человечность центра, так как перестали существовать многие жилые дома в центре с их дворовой жизнью и постоянным взаимодействием людей, делением на этнические кварталы, типа татарской слободы.

А главное: в трёх-четырёхэтажном доме, где по две квартиры на площадке, и все соседи друг друга знали, была укорененность, ощущение причастности к этому району. В коммуналках часто сохранялись старые интерьеры. И не потому, что люди были идейными: просто у них не было денег, чтобы делать ремонты и кардинально менять обстановку. Мне удалось найти уникальные семьи, которые с 1920-ых годов живут в одной квартире. Таких сейчас очень мало и я очень дорожу их историями.

Приметы нашего времени

Я наблюдаю зарождение бережливого отношения к наследию города. Например, эти старые вывески: «Аптека», «Зубной врач», «Булочная», которые находят и реставрируют активисты общественного движения «Вспомнить всё».

Есть и печальные приметы нашего времени: надстройки и перестройки, когда (за исключением фасада) полностью уничтожается историческое здание. Всё это было и раньше, но теперь появилось и нечто новое и ужасное, чего в советские годы не было. Это с лужковских времен ещё прижившееся в городе архитектурное лицемерие, когда новое прикидывается старым, и делает это очень некачественно и неубедительно. У нас часто под видом любви к старой Москве полностью уничтожается старый дом, а на его месте строится новый, непонятно какой: три колонны, кривой мезонин — усадьба Собакевича. Ба-бах: вот тебе старая Москва из бетона!

Это очень опасное лицемерие. То же самое касается высотки на Соколе, или, например, новых домов в сталинском стиле, которые строят сейчас на Университете. Сталинский стиль для всех в Москве символизирует качество, привелигированность: высокие потолки, толстые стены. Все мечтают жить в «сталинских» квартирах, и город начинает их копировать. Но так быть не должно. Это заигрывание с людьми и их вкусами. Посмотрите, этого не было во второй половине XX века, после развенчания культа личности: хрущовское начало борьбы с декором и архитектурными излишествами открыло новой архитектуре 60-ых дорогу в город. Иногда это было ужасно, иногда — нет, но тогда не боялись строить современные модернистские дома ни в центре Москвы, ни на окраинах. И сегодня не надо пытаться плохо копировать старое, уж лучше стройте качественную современную архитектуру.

Угроза сноса

Одному дому из книги, на Большой Татарской 20, 1911-1912 годов постройки, грозил снос. На его месте планировали построить гостиницу. Мы написали о нём в «Большом городе», я посвятил ему исследование. Жители, с которыми мы говорили, выехали, дом был населен новыми людьми. И вот, практически несколько недель назад он получил статус получил статус выявленного объекта культурного наследия. Это не моя личная заслуга — я был одним из многих людей, которые привлекали к нему внимание, и у нас у всех хорошо получилось это сделать.

Для меня это — победа исторической рядовой застройки. Ни с мемориальной, ни с архитектурной точки зрения дом не примечателен, но там уникальны отдельные детали: красивая извилистая лестница, световой люк в подвал. При этом дом на Большой Татарской является очень ценным как для улицы, которая сильно пострадала, так и для Замоскворечья в целом: он прекрасно сохранил и передаёт атмосферу старого города. Нельзя разрушать эту ткань, надо сохранять не только шедевры архитектуры прошлого, но и вот такие дома рядовой застройки.

Следующий дом, по поводу которого у меня сердце кровью обливается — это дом 4 на Подколокольном переулке. Смотришь на него, и глаз радуется. Четырёхэтажный, построенный во второй половине XIX века. Он тоже архитектурно непримечателен — рядовая эклектическая московская постройка. Под зелёной сеткой он находится уже очень давно: и горел, и бездомные там жили какое-то время, дворовая часть хоть и заколочена, но все равно люди туда проникают. Находится он недалеко от известного дома с атлантами на Солянке, который тоже постепенно погибает.

Пропадающие интерьеры

Старым московским домам не только грозит снос. У них есть ещё одна большая беда. Вы себе даже не представляете, сколько исторических интерьеров уничтожается регулярно, постоянно. Дома буквально потрошат: разрушают подъезды, выламывают двери, плитку. Исчезает «начинка» дома, которая тоже очень важна и могла бы сохраняться.

Конечно, жаль, что у нас все подъезды закрыты, все они на домофонах, а исторические двери на них выломали еще в 1980-ых. Мы идем мимо дома и не представляем даже, как выглядят его общественные пространства, подъезды, например. Не догадываемся, что творится во дворах, где ломают дворницкие, старые конюшни, чудом сохранившиеся до наших дней.

Поэтому в книге больше фотографий интерьерных, а не фасадных, уличных. Нам с фотографом Антоном Акимовым очень важно было заглянуть внутрь домов, зафиксировать в квартирах сохранившиеся детали быта: лепнину, пускай и закрашенную побелкой во много слоев, отверстия для самоварных труб, вентиляционные отдушины, ручки дверей. Все они очень важны и для жителей и для облика города в целом.

Уходящая фактура

На законодательном уровне можно сохранять дома, а те мелочи, которым во многом посвящена книга — это детали частных интерьеров. Сохранять и спасать их люди будут тогда, когда старое и оригинальное, подлинное, станет престижным и модным. Когда люди поймут, что действительно классно иметь не натяжные потолки, а лепнину, не ламинат, а старый паркет, если эти подлинные детали сохранились. Это само собой разумеется в Париже: мы смотрим фильм про богатую французскую семью и обязательно видим старые двери в квартирах, старые интерьеры...

Но в 1990-ые, когда московские коммуналки расселялись и выкупались, новые хозяева сносили перегородки. Тогда квартира представала перед ними в дореволюционном облике, но после этого делался безликий современный ремонт, полностью убивавший дореволюционный интерьер.

Я не говорю, что в старинной квартире не место холодильникам и компьютерам, что мебель там должна быть непременно антикварной, а светильники и люстры — старинными. Но сохранять элементы интерьера нужно, благодаря этому происходит укоренение, ощущение связи с местом.

И я очень благодарен тем, кто реставрирует свои квартиры. Есть очень богатые люди, которые тратят огромные деньги на очень хорошую научную реставрацию, и я с такими встречался. И есть обычные, простые семьи, которые со всех сил пытаются сохранить старую квартиру. Это такой тип людей: и не важно, пять лет назад они туда вселились или уже 100 лет их семья живёт в этом доме. К сожалению, другой подход, при котором ничего не сохраняется, встречается гораздо чаще.

Внимание к частному человеку

Делать это исследование нам с Антоном было интересно и приятно, поэтому и книга получилась. Работа увлекает, когда ты сам не знаешь, что это за дом, и открываешь его для себя через поиск документов, встречи с жителями.

Среди краеведов, журналистов занимающихся историческим аспектом города, сейчас появилось это особое внимание к простому человеку, к его повседневным воспоминаниям. У меня на прикроватной тумбочке лежат две прекрасные книги, составленные из таких вот зафиксированных воспоминаний. Это изданная в 2005-ом «Таёжная деревня Кобелево. История деревни в голосах крестьян 1992-2002». И «Дневник токаря Белоусова: 1937-1939», выпущенный издательством Comon Place и замечательнейшим интернет-ресурсом «Прожито», где выкладываются в сеть дневники жителей нашей страны XIX и XX века. Всех подряд: дворян, крестьян, рабочих, людей как знаменитых, так и совершенно неизвестных. Есть и другие подобные ресурсы: например, Relicva, и проект, посвященного истории и жителям дома Булгакова на Большой Садовой, 10, который я сделал.

В конце книги я намеренно перечислил все фонды, в которых работал, номера дел и другие ссылки, чтобы любой интересующийся человек мог примерно такую же работу провести по тому дому, который ему приглянулся. Собирать материал, работать хорошо, качественно, тонко можно и без исторического образования, это многим по силам.