Истории любви на Войне
«Ничего не стоит жена, если она не может быть настоящей помощницей своему мужу», - Юрий Герман, «Дорогой мой человек».
В понедельник, 9 мая 2016 года вся Россия отмечает 71-ю годовщину победы в Великой Отечественной войне. Страна чествует своих героев. Во всех городах проходят парады и праздничные мероприятия в честь победителей, которые жизнью и невероятными страданиями заплатили за свободу и мир на нашей планете.
Многие ветераны говорят, что ужас войны убивает в человеке все чувства, оставляя только давящее ожидание нового сражения и горечь от потери близких. Однако, несмотря ни на что, люди испытывали необходимость в простых человеческих чувствах: мимолетной радости от щебечущего вдалеке соловья; пылающей в груди тоски по любимым, с которыми разлучила война. Бывало и так, что отвыкшие от теплых, добрых чувств, эмоционально оголодавшие воины находили на полях сражений свою любовь. МОСЛЕНТА собрала истории настоящей счастливой военной и послевоенной любви.
Юлия Андриановна Гулина, 92 года
Перед самым началом войны я уехала к тетке в Мелекесс (сейчас Димитровград, Ульяновская область) и там заканчивала 10 класс. Мне было 18 неполных лет. Война началась, и поскольку я была очень большая патриотка своей страны, то сразу же со своими подругами побежала в военкомат, чтобы нас забрали на фронт.
Нам сказали: Девочки, а что вы там будете делать? У нас не было никакой профессии, поэтому мы бросились сразу на курсы медсестер. После их окончания в 1942 году меня с моими девочками отправили в Куйбышевскую область, где формировалась десантная дивизия. Нас распределили по частями, и я оказалась в 76-й полковой батарее и стала санитарным инструктором.
Мои родные, конечно, без восторга отнеслись к тому, что я рвалась на фронт. Все говорили: «Ты что, дурочка? А я решила, что без меня победы не будет».
Я такие высокопарные слова не говорила, но отвечала: «Нет, я должна». Затем началась Сталинградская битва, мы были на Среднем Дону и потом дошли до Украины, где в Харькове я попала в окружение и пробыла там около семи месяцев. Потом меня судьба забросила в Днепропетровск. Там оказалась часть, где служил Николай Васильевич Гулин – врач и мой будущий муж. В 35-м гвардейском полку воздушно-десантной дивизии.
В то время, когда мы были на Дону, они сражались в Сталинграде. Дивизию туда выбросили, и немцы разбили их в пух и прах. От всего полка остались какие-то части, их вывели и отправили в Днепропетровск. Там и началась наша совместная война.
Меня направили в его полк, который находился буквально в километре от передовой. Наша задача была – доставлять раненых в санитарный пункт, перебинтовать, накормить, напоить, уложить и сразу же транспортировать.
В полку все девчонки были украинки, ему они не нравились. Видно, среди них я чем-то выделялась.
И вдруг в декабре 1943 года, перед Новым годом, меня вызывает командир полка к себе. Я явилась, как полагается. Командир сказал: «Вот у меня сидит Гулин, и он говорит, что ты ему нравишься». Я отвечаю: «Ну и что, за чем дело стало?» А он: «Ну ты что, не можешь сказать, что он тебе тоже нравится?» Я сказала: «Ну нравится, и что дальше?» Он вызвал начальника штаба и сказал ему писать приказ по полку, что с такого-то числа Ляпиговскую (девичья фамилия Юлии Андриановны) считать Гулиной, что она его жена. Это была официальная бумага, как в ЗАГСе.
Я ей тогда совершенно не придала никакого значения. Конечно, мы до этого с Николаем встречались, он мне действительно нравился, но никаких поползновений в его сторону я не предпринимала. Отметить такую своеобразную «свадьбу» у нас не получилось. На фронте совсем не было возможности как-то собраться, посидеть и уж тем более танцевать, например.
Ну чего-то там налили, отметили немножко и все, на этом дело кончилось. А так, у него свой вещмешок, у меня свой – вот так мы и жили всю войну.
Когда шло наступление, мы как санитары шли сзади, нам находили какое-то место, подходящее для санитарного пункта, и мы должны были развернуть свои палатки, разложить медикаменты. Наш командир – старший врач полка и мой муж – в это время организовывал весь этот процесс.
Он следил за тем, чтобы мы вовремя развернули палатки и были готовы принять раненых. Если мы припоздали, то нам доставалось очень сильно. И никаких поблажек из-за моего замужества за одним из командиров нашего полка мне не делали. На фронте все были в одинаковом положении.
У меня даже вот всего три медали, например, в отличие от моих сослуживцев, других санитарок. Муж вообще очень боялся как-то меня переоценить, чтобы ничего там не подумали, что меня просто так награждают.
Никаких привилегий на войне мое замужество мне не дало. Это была такая особенность его характера. Я ему говорила потом: «Ага, поскромничал. Мне только три медали дал, а им – вон сколько».
А любви на фронте, на самом деле, никакой не было. Какие-то мимолетные встречи и не более того. Для этого не было никаких условий. Просто, встретились двое военнослужащих, хорошо друг к другу относятся и все. Он начальник, а ты подчиненный, ничего такого. Николай мне очень напоминал Баталова из «Дорогой мой человек» (актер Алексей Баталов, сыгравший главного героя фильма Иосифа Хейфица «Дорогой мой человек» – врача Владимира Устименко).
Мы совсем не проявляли своих чувств, потому что и не умели, и вообще не так были воспитаны. Может, характеры такие. Наша любовь была внутри нас, всегда рядом. А собирались мы вместе на свидание и песни пели, когда на марше шли по 45 километров.
У пехоты не было никаких автомобилей, ничего, поэтому приходилось тащить все на себе. Однажды, когда мои сослуживицы узнали, что я считаюсь женой нашего командира, одна из них мне сказала: «Ну вот, жена, на тебе мешок с вещами твоего мужа и распоряжайся ими».
Вместе мы с Николаем бывали только, когда была какая-то передышка. Мы пошли по Украине, освобождали Одессу, затем нас направили на Варшаву. Это было в 1944 году. В Польше в августе 1944 года был приказ по армиям. Женщин, которые были призваны добровольно, и служат в низших званиях, можно было демобилизовать. И я отправилась в Одессу, поступать в медицинский институт. Я стала учиться, а муж воевал.
В самом конце войны меня в Москву из Одессы к себе позвала будущая свекровь, и я тут уже заканчивала институт, а муж был на фронте. Они жили в деревянном доме на 2-й Мещанской улице (сейчас улица Гиляровского). Я жила у свекрови, она меня восприняла очень хорошо. Она относилась ко мне с очень большим уважением, не говорила: Вот там какая-то фронтовая приехала. Я сразу же стала учиться.
Он получил еще несколько ранений, потому что был очень храбрый командир, всегда шел в атаку со своими подчиненными. Никогда не чурался передовой.
Мы часто переписывались и, несмотря на долгую разлуку, он и я, мы оказались верны вот тому самому приказу нашего командира в 1943 году.
Когда война закончилась, он был в Германии, вызвал меня туда. В Берлине, в консульстве, было официальное бракосочетание. С этих пор мы и живем вместе. По сути дела, там и началась наша семейная жизнь. В Германии, в Заальфельде был один смешной эпизод, когда я лежала в роддоме, беременная нашим первым сыном.
Николай со своим полком уходил на какие-то учения постоянно. И когда родился сын, он прислал оттуда в этот медсанбат, где я лежала, чемоданчик с вещами для ребенка. Когда я его открыла, он оказался полон бутылками водки. Они предназначались бригаде врачей, которая принимала роды. Выяснилось, что чемоданы просто перепутали.
В Германии мы с сыном оставались недолго, нас попросили уехать в Москву, и я больше туда не возвращалась, а он почти на шесть лет остался там еще служить. Я жила со своей свекровью на Мещанской. Затем наши оккупационные войска начали выводить из Германии, и Николай вернулся в Москву. В этом деревянном домишке мы прожили почти 30 лет.
Съехали мы оттуда благодаря Никсону (президенту США Ричарду Никсону с 1969-1974). Ему организовали экскурсию по Москве, и вот эти двухэтажки, наверное, не очень хорошо были бы восприняты глазом Никсона.
Их сломали, и нас переселили в свою собственную квартиру. А так, с характером моего мужа, я не знаю, когда мы бы вообще получили свое жилье. Он никогда ничего не просил, не суетился, совсем не такой был человек.
Вот так и создавалась моя семья, она была проверена фронтом, временем. С ним мы прожили долгую счастливую жизнь, родили двоих детей. Так получилось, что он умер раньше, а я вот еще жива.
Владимир Фарафонов, 63 года (рассказывает историю любви своих родителей)
В день начала войны, 22 июня 1941 года, мой папа Фарафонов Мстислав Прокофьевич закончил 10 класс. От военкомата его отправили учиться в Севастопольское военно-морское училище. Отец всегда хотел быть военным моряком, потому что он родился в Башкирии, никогда не видел моря и испытывал к нему романтические чувства. Он попал на ускоренные курсы плавательного состава.
Фронт достаточно быстро продвигался к Севастополю, Крым оставили немцам, поэтому ему пришлось, будучи курсантом, участвовать в обороне города. Он получил ранение обеих ног и обморожение. Его отправили доучиваться в Баку, а школьный аттестат и остальные документы остались в училище в Севастополе. Отец участвовал в охране тыловых частей, которые занимались добычей нефти.
Закончив училище на Каспийском море, он попал служить в северный военно-морской флот в город Ваенга (сейчас Североморск). Он был сначала первым помощником, потом капитаном большого морского охотника, серии «турбинист».
Почему в таком юном возрасте, ему было всего 19 лет, его поставили командовать целым кораблем? Потому что они занимались сопровождением английских караванов, которые доставляли нам по ленд-лизу, и часто гибли.
В этих местах было очень много немецких подводных лодок. Плюс ко всему советские корабли были не самые совершенные. Не было акустики и других всевозможных технических приспособлений. Поэтому набирали команды в основном из заключенных, молодых и тех, у кого не было семей.
Но, по счастливой случайности, отец остался жив и даже подбил одну немецкую лодку. За это его даже представили к награде, присвоили звезду Героя Советского Союза, выплатили денежное вознаграждение. Однако, поскольку они были фактически дети, по 20 лет, то деньги, конечно пропили.
Затем в порту Ваенги завязалась драка, а потом еще и перестрелка с английскими летчиками. Отца все-таки отправили в штрафбат, а звезду отобрали.
В конце 1944 года он участвовал в высадке десанта в Норвегии. Его ранили пулеметной очередью в спину, а потом отправили в госпиталь, где он пролежал почти до мая 1945 года и был комиссован по ранению.
В это время его родители переехали вместе со старшей сестрой в город Шепетовка на Украине. Туда и поехал мой отец. Он хотел получить высшее образование в Киеве и заниматься машиностроением. Из-за того, что его школьный аттестат и другие документы потерялись в Севастополе, ему пришлось снова пойти в 10 класс.
Моя мама, Галинская Лидия Ефимовна, тогда уже жила в Шепетовке, куда еще во время войны переехала со своими родителями из Полтавской области и училась в школе. Они сошлись с отцом довольно быстро, потому что жили в одном доме. После школы папа провожал ее домой, и так и сложилась их первая и единственная любовь.
Я у мамы всегда спрашивал, как же ты умудрилась влюбиться в такого дебошира, лишенного звания Героя Советского Союза?
Она всегда отвечала: «А как же я могла не влюбиться? Зашел к нам в класс высокий кудрявый офицер с перевязанной рукой, видимо, из-за боевого ранения. Куча наград на груди. Естественно, я сразу же влюбилась в него. А иначе и быть не могло».
Так получилось, что отец был единственным фронтовиком в школе. Остальные ученики были сильно младше его. Когда он первый раз зашел в их класс, они сразу же выделили друг друга. Поженились они уже в 1947 году в Киеве, куда поехали учиться в Политехнический институт.
Там у них родился первый сын, мой старший брат, а потом семья переехала обратно в Шепетовку. Там родился я, а затем мы уехали в Николаев, потом – на Урал, где родители вместе строили Уралмашзавод. И уже в 70-х мы переехали в Москву, где отец и мать вместе состарились, воспитали больше 15 внуков и правнуков и умерли почти в один год.