«Надо уметь отстреливаться»
Слоган «Театра.doc» — «Театр, в котором не играют». Спектакли здесь создаются на основе реальных событий, в них используются документы и интервью реальных людей. В июле театр снова переезжает — за сезон его дважды попросили покинуть арендуемое помещение. МОСЛЕНТА расспросила руководителя театра, драматурга Елену Гремину о переездах, театральной публике и разнообразии мнений.
— Когда более десяти лет назад вы создавали «Театр.doc», какие вы перед собой ставили цели? И изменились ли они сейчас?
В 2002 году мы не ставили перед собой задачи создать такой «театр-театр», нам казалось, что это просто будет какое-то сообщество людей, которые занимаются тем, чем им вместе интересно заниматься. А сейчас — мы не совсем театр, но все-таки и театр тоже. У нас 35 названий в репертуаре, четыре «Золотые маски», спектакли ездят на фестивали (вот только что мы гастролировали в Берлине на сцене театра Шаубюне). Но мы и сообщество, мы устанавливаем какие-то важные творческие связи между людьми, даем возможность реализоваться тем, кто в «нормальном» театре реализоваться бы не смог.
— Расскажите, пожалуйста, вашу историю с выселением. После того как вас «попросили» из Трехпрудного переулка, где театр работал 12 лет, вы арендовали и привели в человеческий вид полуразрушенный флигель на Спартаковской улице. Но через три месяца арендодатель разорвал договор. Как он объяснил вам почему? Как вам в глаза посмотрел?
Никто в глаза не смотрел — хозяина мы вообще никогда не видели, потому что это огромная корпорация, маленькая часть которой сдала нам помещение в субаренду. Все было хорошо до того, как мы решили выпустить спектакль «Болотное дело», где об осужденных рассказывали их родственники. И возник какой-то ажиотаж у силовых структур. К нам пришли прокурор, эфэсбэшники, человек с собакой, во время спектакля переулок кишел людьми в форме. Со мной беседовали шесть часов подряд и взяли с собой копии нашего договора о субаренде. А примерно через неделю мне позвонил очень расстроенный представитель арендодателя и сказал, что головная организация распорядилась расторгнуть арендный договор. Не нужно винить этих людей, потому что мы не знаем, какие аргументы им привели, чтобы убедить это сделать. И мы не знаем, как бы мы поступили на их месте, если бы нам привели такие аргументы.
— Но театр ведь силами добровольцев отремонтировал флигель…
Нам не впервой: первое помещение на Трехпрудном мы тоже сняли в аварийном состоянии и приводили затем в порядок, сделав все — и пожарную сигнализацию, и пожарную пропитку. Кстати, оно до сих пор пустует, — мы бы хотели, чтобы оно кому-нибудь пригодилось, чтобы его сдали в аренду, но нет — там пусто. Здесь мы пробыли только три месяца, но за эти три месяца тоже много чего сделали — например, вывели грибок. Надеюсь, что хоть это здание после нас кому-то сдадут, чтобы памятник архитектуры XVIII века не разрушался.
Вы знаете, мы же очень дешевый театр. У нас зарплату получают три человека, причем меня среди них нет.
— «Театр.doc» — частный. Как вы выживаете в экономическом смысле, когда государственные театры сплошь и рядом просят у государства большей поддержки?
Вы знаете, мы же очень дешевый театр. У нас зарплату получают три человека, причем меня среди них нет. Только три специалиста, что заняты в театре весь день, работают в штате. И выпуск обходится нам очень дешево — например, оформление спектакля «Болотное дело» стоило 1 800 рублей. А спектакль с тех пор продан намного вперед. Так же как спектакль «Пир», который стоил 8 000 рублей и окупился многократно. Артисты получают деньги, заработанные на продаже билетов.
— Знаете ли вы свою публику? Что за народ к вам ходит?
К нам ходят очень разные люди. Одни приходят на «Вятлаг», другие — на «Носитель», на исторические спектакли — третьи. Но мы всю нашу публику любим. Она нас очень поддерживает. Когда в декабре мы в шоке и ужасе оказались на улице, нас поддерживали, помогали с ремонтом в разрушенном помещении на Спартаковской.
— Случалось ли так, что к вам приходили люди, категорически не согласные с точкой зрения, высказываемой в спектакле? Например, у вас был спектакль «Час восемнадцать» о гибели Сергея Магнитского. Были ли у вас зрители, которые считали, что таким, как Магнитский, только и место в тюрьме, а что условия в тюрьме ужасные — так ведь это не курорт?
Читайте также
Было такое. В Питере пришла совсем молодая девушка, села в первом ряду, сказала, что она студентка юридического факультета, и стала объяснять, как правильно то, что Магнитского посадили в тюрьму. А что врачи не выполняют клятву Гиппократа — заметила она, торжествуя, — так клятва Гиппократа не является чем-то официальным и врачи не обязаны ее помнить. Я тогда подумала «дурочка, вот твоя мама будет лежать в больнице, ты будешь радоваться, что врачи помнят клятву Гиппократа или нет?» Бывало такое, но было и другое: сидели люди и плакали, а после премьеры первой части некоторые прежде работавшие в этой системе — медсестра, например — дали нам интервью для второй части, они захотели нам что-то рассказать. Дали уникальный материал.
— В июне вы еще играете спектакли на Спартаковской, а потом куда?
У нас есть реальные варианты аренды, уже в июле мы будем играть в другом помещении.
— А можно ли как-нибудь юридически устроить так, чтобы больше не было сюрпризов с разрыванием договоров?
Это раньше я думала, что руководителю частного театра достаточно разбираться в драматургии, иметь какое-никакое чутье на артистов, но, выяснилось, что надо уметь отстреливаться, зарываться в окопы, надевать противогаз.
Читайте также
Дело в том, что в принципе по Гражданскому кодексу, если вы заключаете договор, то вы его можете в одностороннем порядке прервать. Просто даете «на выезд» два месяца. У нас нет скрижалей, вечных договоров, где вы расписываетесь кровью и затем всегда сидите на голове у этих людей. Такого нет. У нас каждый раз бывают сюрпризы, — например, сейчас к нам пришел специалист по твердым бытовым отходам. Какие твердые бытовые отходы в театре? Чайные пакетики? Программки? Тем не менее, оказывается, отсутствие договора на вывоз твердых бытовых отходов — это очень серьезно. Но и мы сейчас занимаемся всерьез, — я только что отправила договор о будущей аренде адвокату, которым мы обзавелись. Это раньше я думала, что руководителю частного театра достаточно разбираться в драматургии, иметь какое-никакое чутье на артистов, но, выяснилось, что надо уметь отстреливаться, зарываться в окопы, надевать противогаз. Я утрирую, разумеется, но то, что против нашего драмкружка в подвале предпринимаются такие меры, — это, конечно, очень смешно.
— Несмотря на все хлопоты с поиском нового помещения и подготовкой к переезду, вы выпускаете премьеры. Что ждет нас в ближайшем будущем?
Как раз сейчас, когда мы говорим, идет предпоказ спектакля «А что, если я не буду?», который посвящен артистам, в какой-то момент вынужденным уйти из профессии. Они сами про это рассказывают. Это очень и смешно, и трогательно — про жизнь, про человеческий выбор.
— Чем «Театр.doc» важен именно для Москвы?
Мне кажется, что мы важны нашим зрителям. Как раз когда эфэсбэшники нас допрашивали, они интересовались, почему такой ажиотаж вокруг нашего театра. Я им ответила, что ажиотаж они устраивают сами, но, видимо, чем-то мы нужны зрителю. Если бы мы не были нужны зрителю, ничего бы и не было.
Анна Гордеева