«На Олимпиаде я был горничной»: как москвич освоил одну из самых необычных мужских профессий

«Мы ожидали разного»

В то время я учился во ВГИКе, куда поступил в 1979 году. То есть был первокурсником операторского факультета. И, как любой первокурсник, должен был летом пройти практику. Мы ожидали разного, но внезапно нам сказали: «Практику вы будете проходить в общежитии института!»

Тогда ВГИКовское общежитие на улице Бориса Галушкина только-только построили — аккурат за знаменитым «домом на ножках». Студенты ждали заселения, но, нет — всем было объявлено, что заселят их сюда только после Олимпиады, потому что во время Игр здесь будут принимать внутренних туристов, то есть людей со всего СССР. А нас, первокурсников — сценаристов и операторов — было решено использовать две недели, в течение которых проходила Олимпиада, в качестве горничных. Ребята же, перешедшие со второго на третий курс, должны были стать дежурными по этажам.

«Вытирали пыль, чистили унитазы...»

На работу мы приходили каждый день. Туристы садились в автобусы и уезжали смотреть соревнования, а мы, студенты, начинали убирать их номера: подметали, пылесосили, вытирали пыль, стелили кровати, чистили унитазы, мыли ванны и раковины, вытирали, что было разлито, заметали то, что рассыпалось. Никаких стандартов не существовало — мы делали все, как умели, но никто не жаловался. Все смотрелось здорово, потому что было новеньким. Да и сами по себе номера были очень симпатичными и комфортными. Они располагались блоками: заходишь и попадаешь сначала в небольшой коридорчик с общим санузлом, а затем в две комнаты по бокам, каждая из которых рассчитана на двух гостей.

А поесть бегали в расположенное неподалеку, где-то в районе улицы Касаткина, кафе «Минутка» — эта была тогда целая типовая сеть, выстроенная специально к Олимпиаде. Они были похожи на небольшие ангары, внутри которых все было сделано по конвейерному принципу: на двигающуюся без остановки ленту ты должен был поставить поднос, на который по очереди надо было выставлять салаты, первое, второе и компот. Нас там кормили совершенно бесплатно. Жаль, что все эти заведения через пару лет после Игр закрылись… Так вот. Не возмущались ли мы тем, что нас заставляют драить унитазы? Нет, что вы! Нам было весело. Мы нормально время проводили, поэтому и не думали роптать. Нам нравилось, что мы можем принести во время Олимпиады хоть какую-то пользу.

«Никто не безобразничал»

Никакого инструктажа никто предварительно с нами не проводил, никакого обучения не устраивали, никакой специальный бытовой химии не выделяли — только какие-то обычные советские чистящие порошки. Кажется, они назывались «Лоск». Или «Лотос»… Не помню. Зато нам выдали униформу: коричневые вельветовые штаны, свободную коричневую ветровку, такого же цвета рубашечку, кепку типа бейсболки и что-то типа кроссовок. Все это было не импортное, а сделанное у нас в стране, но вполне приличного качества.

Обидно было только одно: из-за этой практики мы не могли никуда попасть, да и вообще заниматься своими делами. Хотя рабочий день у нас был не такой уж и длинный — с утра и часов до 3-4-х дня, а после обеда в общежитие приходили уже дежурные ребята, которые должны были просто следить за порядком. Делать им было, честно говоря, особо нечего, потому что, во-первых, внизу сидела охрана, проверявшая у всех пропуска и следившая за тем, чтобы в здание не зашел никто лишний, а во-вторых, потому что все были вежливые и спокойные. Никто не безобразничал, не портил номера. Так что проблем ни у кого не возникало — не то, что пару лет назад на Чемпионате мира по футболу в Москве, когда город захватила настоящая вакханалия.

«За нами тоже следили»

За нами тоже следили. Ну, в смысле, что прогулять работу было невозможно. Из-за этого я, скажем, так и не сумел 28 июля вырваться на прощание с Владимиром Высоцким, хотя меня туда активно зазывали друзья. Вместо этого я убирал номера… Отпрашиваться было бесполезно. Кто б меня отпустил! Да и вряд ли бы я прорвался туда через многочисленные посты милиции. К тому же я хотел там пофотографировать, но после очевидцы мне рассказали, что во время всего прощания с Владимиром Семеновичем фотографам засвечивали пленки. В итоге, кстати, о похоронах знаменитого актера не написала ни одна газета — лишь в «Вечерке», кажется, вышла про это пара строк… Мои жильцы? Нет, они на похороны тоже не пошли. Они же были кем? В основной массе своей людьми, которых профсоюз наградил путевкой на Олимпиаду. Вот они и ходили на все соревнования, не особо интересуясь всем остальным.

Но, повторю, все было очень душевно. Вот, скажем, помню, как где-то за час до открытия Олимпиады мы включили в общежитии телевизоры, чтобы хоть краем глаза посмотреть церемонию. А на экране — телесетка. И очень такой тонкий и противный звук сигнала из динамика раздается. И вдруг вместо этого сигнала начинают звучать песни «Машины времени» — «Кафе “Лира”», «Поворот», «Марионетки», то есть то, что до этого слушалось нами едва ли не подпольно. Ни фига себе, да?

«Феминитивов тогда не существовало»

Короче, во всем вокруг ощущался праздник: на улицах, где было мало машин, в висящих повсюду флагах и даже в стоящих везде милиционерах. Будки для них расставили по всему городу буквально через каждые 500 метров. И даже провели в них свет, чтобы дежурства могли осуществляться круглосуточно. И около нашего общежития они дежурили, а как же. Наверное, боялись каких-то провокаций. Но не происходило ни-че-го — даже крошечного грабежа.

Да… Много есть, что вспомнить. Как я, пытаясь сфотографировать Олимпийский огонь, встречал его на МКАДе. Как стоял и плакал вместе со всеми ребятами во время прямой трансляции церемонии закрытия Игр, когда под песню Льва Лещенко взлетал медведь. Это было очень трогательно, до мурашек. Ну, и, конечно, как смеялся вместе со всеми, читая на своем удостоверении слово «горничная». Хотя, а что там было еще писать? Половой? Уборщик? Нет же! Я был именно горничной, а феминитивов тогда не существовало. В этом смысле повезло только тем трем девочкам, что учились на нашем курсе — они были горничными безо всяких вопросов. Впрочем, нет… Больше всего повезло ребятам с актерского факультета — их на практику не посылали вообще. Хорошо устроились…