«Неужели свершилось лучшее, что могло быть?»
«Прожито» устраивает в честь запуска 24 апреля читку дневников советских людей накануне Великой Отечественной войны. Поучаствовать в акции может любой, кто придет в вечером библиотеку имени Некрасова. МОСЛЕНТА публикует выдержки.
Александр Ромм, поэт, переводчик:
1 сентября 1939
Война! Неужели свершилось лучшее, что могло быть? Неужели они уже передрались между собой, так и не успев напасть на нас, - а мы стоим в стороне и все крепнем, и ждем своего часа!
Или — через 3 дня поляки капитулируют, и опять начнется мелкая мировая мышиная игра на выдержку?
Но — в том и другом случае — какая великолепная, какая полная проверка всей нашей политики с самого начала — и как блестяще она оправдалась! Мы — победители во всяком случае. Мы — единственная в Европе держава, которая никого не боится (немцы боятся нас). И это — держава социализма.
Может быть, через год мы прибавимся на пол Европы.
Может быть, через 3 — на всю. Да здравствует мировой Октябрь!
Зоя Хабарова, школьница:
20 декабря 1939
Сегодня папа разбудил меня в 5 часов. Велел идти в очередь за хлебом. Я ему сказала, что тебе ведь принесут, если ты скажешь. А он все равно погнал меня, сказал, что надо приучаться к трудностям и самостоятельности, а не надеяться на папу и маму. Где-то идет война с какими-то финнами, а в Ялте очереди за хлебом.
В Севастополе было затемнение, мы ходили в школу с противогазами. Из школы я шла в темноте, а фонари были синие. Здесь нет затемнения, на улицах белые фонари. В школу ходим без противогазов. Простояла за хлебом 2 часа, принесла 1 буханку.
И еще пропал Васька сразу, как мы приехали. Мама говорит, что коты любят не хозяев, а свой дом. Вот он и пошел искать свой дом. Я тоже, как Васька, хочу в свой дом.
Сергей Вавилов, физик, академик:
21 ноября 1940
По радио «Валькирия». Многозначительная, серьезная, задумчивая музыка. Минутами серьезно веришь в Брунгильд, Зигмундов, но туман быстро разлетается, и остаешься прежней чуркой. Людей боюсь, а без людей не могу… Заметил несколько раз: во сне вспоминается то, что видел во сне. В бодром состоянии это не вспоминалось. Странная двойная жизнь. Две памяти. В эти месяцы, небывало тяжелые и жуткие, начал толстеть, «поправляться», вероятно, потому, что бросил курить, не курю с прошлого года, когда сестра отвезла в больницу.
Александр Гладков, драматург:
22 июня 1941
Война началась!.. Только что позвонил Вовка Лабода и сказал, что сейчас Молотов объявил по радио о нападении на нас Германии. Трудно сразу собрать мысли и понять, то может и должно произойти в ближайшие дни… Взглянул на часы: 12 ч. 35 м.
В этот момент я стоял у окна своей комнаты и, глядясь в стекло - мое постоянное импровизированное зеркало - брился в ожидании Ирины. Машинально добриваюсь, смываю внизу мыло с лица и сажусь за тетрадку дневника… Но что писать?
Нельзя сказать, что мы не ожидали войны. Она нависала на нас с неизбежностью неотвратимой и страшной. Не знаю, что об этом станут говорить историки, но для меня неизбежная очевидность этого испытания стала видна еще осенью. И почти для всех, с кем приходилось об этом говорить. Думалось, правда, иначе об ее начале… Когда-нибудь о первых часах войны будут написаны труды и добросовестные историки прокомментируют все официальные сообщения. А я попробую записать отдельные штрихи того, что только видел и слышал сам, как это не нелепо и, может быть, мелко.