«Создаем свое маленькое государство, где все по-честному!» Как в столице появилось первое заведение с московским духом
«Когда творческое начало смешивается с бизнесом»
Эдуард Оганесян: Судя по интерьеру «Сюра», Никита — творческий человек. А мне очень давно хотелось сделать проект творческий. И вообще кажется правильным, когда творческое начало смешивается с бизнесом.
Мне всегда казалось странным, что Москва наполнена пафосными заведениями с невероятно дорогими интерьерами и явно слабой кухней. Странно расставленные приоритеты. Теперь я сам, своими руками меняю это. Интерьер может быть недорогим, но при этом очаровательным и живым. А еда обязана быть вкусной.
Помните всю эту моду на итальянские рестораны? Невероятные интерьеры с недоступной и ужасной едой.
Мы же хотим совершенно другого…
У нас тут в Большом Трехсвятительском была на днях корреспондентка, и она очень хорошо сказала: «Вот это все не хочется называть ни питерским духом, ни одесским. А хочется называть духом московским».
«Москва, которую у нас отняли сто лет назад»
Никита Фомкин: Мне 30 лет, в 1990-е я только в школу пошел, а в 2000-х мне 20 исполнилось. И всегда все шло мимо: то совок разрушал Москву, то Лужок. А сейчас наступило время, когда я могу что-то сделать, и пытаюсь не разрушать, а созидать Москву. Искать ее, ту самую.
Мне не хочется видеть вокруг себя ни шальные деньги нефтяников, ни деньги бородатых ребят в мерседесах, ни чиновников, ни золотую молодежь. Я хочу, чтобы Москва была европейским городом обычных людей, которые делают его лучше. И делают это сами, снизу.
Начал я с «Сюра», продолжил другими заведениями. Особняк на Китай-городе, на Ивановской горке — это апогей той Москвы, которую мне хочется видеть, которую у нас отняли сто лет назад, а сейчас нам самим приходится возвращать ее. «Так победим», я думаю.
«Каждое пространство начало диктовать свою историю»
Н. Ф.: Когда открывались и «Сюр», и «Интеллигенция», люди говорили: «О, как в Берлине». Или как в Будапеште. Или как в Тбилиси. А на самом деле реально — как в Москве. Это вот Москва, которая должна быть и, я надеюсь, будет. Которая начинает открываться людям. Потому что появляется все больше таких проектов, как мы.
Э. О.: Мне кажется, красавицу Москву, как девчонку, всякие большие дядьки тягают в разные стороны и одевают ее во что хотят.
А она очень скромная и вся уже излапана грязными руками, но очень тихо говорит: «Ребята, у меня есть свой наряд. Не надо меня одевать в то, что мне не идет».
Это здание — пример того, как мы зашли, а дальше каждое пространство начало диктовать свою историю. У Никиты заведение с пастой, «Аренда» — это вообще эклектичный европейско-советский замес. Подвал получается французский, с моей комнатой, которая как капля Тбилиси, но коридор-то однозначно из коммунального общежития.
Я абсолютно точно знал, что хочу увидеть в итоге, и понимал, какой вайб тут может сложиться. Естественно, добиться этого можно было только одним способом: участвовать во всем самому. И, признаться честно, интересные три месяца я провел в особняке с ребятами-строителями.
Первый этап самый трудный: пыль, грязь, строительный мусор, тяжелый физический труд. Вторым этапом шла разметка пространств и рождение идей оформления, его деталей. А уже третьим этапом стало их воплощение.
В особняке нет ничего случайного — от люстр до цвета стен. Хотя нет, пара случайностей все-таки была. Мы нашли старинные двери в советской фанерной стене и каменные плиты на входе: откопали их, вытащили из земли и установили там, где они стояли раньше.
Теперь вместо странной новизны, которая находилась в ужасном состоянии, мы можем наблюдать родные лестницы крыльца особняка, которые спустя много лет вновь на своем месте. Раны на руках постепенно заживают, спина проходит, остается только радоваться.
«Здесь была сделана полная перепланировка»
Э. О.: Я почему вообще заговорил про «Сюр» — потому что это сложно: зайти в гараж и представить, что там может быть что-то уютное, что-то, что манит людей. В Трехсвятительском переулке у нас произошло то же самое.
Мне очень повезло, что на Китай-городе у меня что-то свое появилось. Как это все случилось? Пришел я к Никите в гости. Просто на пять минут зашел еще в одно его заведение — «Интеллигенция». И когда выходил уже, говорю: «Никита, а вдруг будет какое-то пространство. Я киностудию хочу сделать». Киностудия — громкое слово. Сейчас это я и пара людей, которые параллельно занимаются кино. Он на ходу сказал: «Ок». А через некоторое время позвонил: «Особняк нужен»? Я такой: «В смысле — особняк»? Он присылает фото — пару общих видов: маленький уютный особняк. И я представил, что там может быть много чего. Написал. Он отвечает: «Приходи, посмотрим». Стоял сентябрь, помню, на фотографиях была желтая листва.
Внутри все было ужасно. Когда мы с Никитой первый раз пришли сюда, уже на второй минуте начали изучать место и предполагать, как особняк выглядел до советских переделок. Куда ведут карнизы? Был ли здесь проем? А этот заложенный проем куда ведет?
«У нас во дворе расстреливали»
Н. Ф.: В советские годы здесь сделали полную перепланировку. Появился длиннющий коридор, которого изначально не было.
Э. О.: А в XIX веке здание выглядело иначе, здесь была другая система коридоров. Как в начале фильма «Обломов», когда герой еще ребенком бежит через комнаты.
Н. Ф.: Изначально это был дом Глебовых, а при советской власти — отдел кадров завода радиоэлектроники. Как нам рассказал местный житель Игорь Шалинский из «ПТЮЧа», который жил здесь всегда, у нас во дворе в революционных 1917-1918 годах со всей Ивановской горки знать расстреливали.
Было удобно: тут была контора Морозова, неугодных заводили и ставили к стенке. Во всяком случае, так у них в доме говорили и Игорь так с детства запомнил историю этого места. В общем, все последние сто лет над этим зданием и его территорией издевались, как только можно.
«Решил вбухать деньги сюда»
Э. О.: Я заработал какое-то количество денег. Никогда не был богат и поэтому не понимаю, что с ними делать. А кинопроцесс — это такая история, когда в выходные ты просто спишь. Не можешь тратить деньги ни на что: с утра до вечера на площадке, тебя кормят, отвозят поспать. Утром проснулся и опять во все это пошел.
При такой жизни деньги потихоньку скопились. И я решил вбухать их сюда. Доллар туда летит, евро — туда, криптовалюта, еще что-то... Я решил: вот тот самый момент, когда не надо жалеть, нужно рискнуть.
Никита говорит про меня: «Эдик — человек, который не может сказать "стоп" или "нет"». Он предлагал: «Начни с небольшого, возьми одну комнату». А я — одну, вторую, третью...
Н. Ф.: У Эдика просто с самого детства и за всю карьеру накопилось много желаний. Человек с Кавказа, последние 20 лет — в Москве, детство — в Тбилиси и в городке Тырнауз в Приэльбрусье, который сейчас стоит пустой и заброшенный, там перекати-поле ветер носит.
«Тысяча рублей за квадратный метр»
Н. Ф.: Тут все очень дешево. И все под впечатлением, когда узнают, какая тут аренда. 1-2 тысячи рублей за квадратный метр. То есть мы с легкостью могли с Эдиком по три тысячи сдавать, две — себе в карман. И уже стали бы отбивать, но нам на фиг это не надо.
Например, комната под паста-бар стоит мне 37 тысяч рублей в месяц. За себя могу сказать: у меня коммерчески все классно идет с первых же дней. Все в плюсе, все вверх, начинаю уже на заработанные деньги оборудование докупать. Оказалась это суперидея — паста как монопродукт. С кофейней и хинкальной у Эдика, понятно, чуть подольше все будет. Он еще должен вкус свой найти.
Э. О.: Я очень много вбухал в ремонт. А Никита опять пошел по своему коронному пути: по мелочам доделать, дожать. А я пол и вскрыл, и циклевал его, и то подкрасил, и там подделал, а там приварил. И так — три помещения.
Н. Ф.: Затраты одинаковые, у меня на одно помещение ушел миллион, а у Эдика на три помещения — три миллиона.
И все вместе мы вбухали немалые деньги на общие территории типа коридора. Естественно, никто не хотел в это вкладываться. На всех вместе тысяч 200 вышло.
«Мы настроены сделать тут хорошее место»
Э. О.: После отдела кадров радиозавода тут оставалось огромное количество грязи, пыли, гнилого линолеума в четыре слоя. Верхний был сухой, а под ним — сырость. Текущий потолок, грязные окна, обваливающаяся штукатурка.
Н.Ф.: Здание стояло пустым десять лет, здесь никого не было. Бомжи в здании ночевать не могли: оно принадлежит заводу, все охраняется. А завод получает деньги от государства, и ему пустые корпуса до поры до времени сдавать не надо было.
Мы были настолько настроены сделать тут хорошее место, что не стали снимать его под себя и пересдавать арендаторам, а напрямую свели с собственником тех, кого звали в комнаты. Хотя здесь и небольшая аренда, мы не хотим на этом зарабатывать, барыжничать площадью. Просто хотим, чтобы в Москве было на одно прекрасное место больше, и чужих денег нам не надо.
Н.Ф.: В свои комнаты мы с Эдиком вложили свои деньги, и так же сделали все те, кого мы свели с собственником. Всеобщими силами начали строиться.
Э. О.: После того как мы открылись, тут прошло достаточно много людей, и все они были поражены. Реагируют просто, как дети: «О, клево»! Стояло историческое здание, и никто не ожидал тут изменений. Но кто сказал, что такие здания неприкосновенны? Сейчас оно служит, и это прямая задача, которую предполагал и архитектор, и бывший хозяин дома. Здесь начали жить люди, стали уходит плесень, грибок.
«Мы много кому отказывали»
Н. Ф.: Мы много кому отказывали, комнат-то не так много. Сейчас вообще все телефоны оборвали: «А есть место? А есть ли уголок? А можно ли комнатку снять»?
В итоге у нас 11 разных пространств. Верхний этаж открыли почти весь. Там будет еще один кабинет — психологической помощи. Как коворкинг для психологов, которые хотят днем снять помещение. Пароль ввел, зашел с клиентом.
Нижний этаж откроется следующим этапом. Мы-то сразу накинулись, и параллельно выбирали тех, кто будет у нас арендовать пространства внизу. Логика одна: не допускать повтора уже имеющихся заведений. Эдик хотел кофе, значит другим кофейням мы отказываем. У нас есть Эмилия, она хотела продавать одежду, значит, второй одежды не будет. И так далее по списку: пластинки, грузинская еда...
Мы создаем тут свое маленькое государство, где все по-честному!