От Сокольников до Бутова. Где предпочитали отдыхать москвичи в начале и середине прошлого века

Карасей и след простыл

«Окрестности Москвы были прекрасны, — вспоминал художник Константин Коровин, — Они постепенно обстраивались дачами, и эти деревянные дачи были летом поэтичны. Летом в Москве — духота, жара. Москвичи уезжали по железным дорогам на ближайшие от Москвы станции».

Не стану вдаваться в глубокую старину — в ней увязнешь, не вылезешь. Полистаю справочник «Дачи и окрестности Москвы», выпущенный в 1935 году. И не на дальней станции «сойду», как поется в известной песне, а на ближней, в Чухлинке. От Курского вокзала до нее — восемь километров. Нынче это обычный московский район. А тогда… «Дачи, окруженные соснами, расположены в сухой, но невысокой местности. Поселок электрофицирован. На улицах установлены водоразборные колонки. Продажа хлеба производится в продуктовых магазинах… Все дачи пос. Чухлинка заселены круглый год. На летний сезон сдаются только верхние помещения дач».

Проеду чуть дальше, сойду на станции «Ново-Гиреево». Именно так, через дефис писали название этого уголка. «Пятьсот двадцать домов дачного типа утопают в зелени садов. К северо-востоку от дач, за усадьбой Терлецкого, где сохранился деревянный дом, пруд и утративший планировку сад, тянется смешанный лес, — сообщает упомянутый справочник. — В пруду купанье и рыбная ловля (исключительно караси)».

Автор этих строк поселился в тех местах в августе 1971 года. Не было уже ни усадьбы, ни пруда. И карасей след простыл. Из рыбы оставался только мороженый минтай в магазине.

Возле платформы «Новогиреево» — дефис из названия давно выбросили – стояли ветхие дачи. Из-за заборов слышались кудахтанье, лай, пахло керосином, навозом, горелыми сучьями. На пыльную тропинку высовывались ветки старых яблонь, «угощавшие» прохожих сочными с легким румянцем плодами…

Не прошло и двух лет, как дачи возле платформы стерли с лица земли.

Эта чудесная Капотня

Мысленно вернусь в Москву — ту, что давно канула в Лету. Она была разной. Одна — с улицами, площадями, проспектами. Другая — с деревянными постройками, маленькими садиками, огородами и даже с живностью. И не где-нибудь, на окраинах, а самом центре!

Писатель и поэт Константин Ваншенкин вспоминал: «…по другую сторону нашего двора простирался удивительный и неповторимый мир хитросплетения улочек и переулочков, тупичков, площадок и двориков. Здесь были и ничтожные развалюхи, и замечательные, хотя и потерявшие былую стать дома и еще державшиеся молодцами. Искорежив могучим стволом железную ограду, росла старинная береза. В соседнем сарае — в центре Москвы! — держали корову! Тут были и асфальт, и булыжник, и голая земля, и ампир, и барокко…»

Теперь ошеломлю читателей, особенно молодых: Ваншенкин вспоминал Арбат начала 50-х годов!

Лет через тридцать сам видел, как недалеко от метро «Бабушкинская» в поле пасли коров. Примерно в то же время мычание буренки слышал из сарая погибающей деревни Иваньково, в двадцати минутах ходьбы от другого метро — «Тушинская».

В Иваньково звал больного Чехова Немирович-Данченко, но Антон Павлович так туда и не собрался. А вот Марина Цветаева с превеликим довольствием в деревне жила — на даче у актрисы МХАТа Марии Самаровой. И зазывала гостей: «Дорога сюда следующая: на трамвае до Петровского парка, потом на извозчике до самой нашей дачи (75 коп.). Нанимайте в деревню Иваньково, извозчики уже знают».

…Деревянные дома с палисадниками стояли возле метро «Сокол». Было их полно на Пресне, Беговой, в районе Богородского. В Черемушках, Перове, Косине, Кунцеве были колхозы, в Гольянове – свиноферма.

В путеводителе «По улицам Москвы», изданном в 1962 году, есть такие строки: «Справа от автострады деревни Ясенево, Голубино, Коньково, Богородское… На пересечении автострады с Калужским шоссе стоит село Теплый Стан… Последуем дальше по автотрассе. Слева остаются селения Солнцево, Говорово и Терешково, направо Тропарево и Никулино…»

Москвичи снимали на лето комнаты в домах Митина, Алтуфьева, Лианозова, Ховрина. Реки, и леса — все было под боком, и воздух разливался необычайной свежестью, хоть ложкой его черпай и пей. А уж насчет жилья, товарищи-дачники, не взыщите…

«И олень стучится у ворот»

Иные места для беззаботного летнего времяпрепровождения были совсем недалече. До метро «Сокольники» доехали, потом — шагом марш к парку, мимо бревенчатых домиков, Храма Воскресения Христова. По дороге недурно купить для бодрости горячий бублик с маком. Вкуснятина! Такой нынче не сыщешь…

У старой песни такие слова: «Маленькая женщина в Сокольниках / На Оленьей улице живет, / Прилетают ночью к ней соколики / И олень стучится у ворот…» Есть в этих строках и иносказание, и быль. Ведь Сокольники много лет назад были заповедным уголком — с лесами, зверьем.

Тут располагались дачи московской знати: ресторатора Ивана Тестова, владельца Чайного дома на Мясницкой Сергея Перлова, водочного короля Петра Смирнова, золотопромышленника Николая Стахеева и прочих богатых господ. А у кого кошелек был худ, сюда и не совались.

Шли годы. Простые и причудливые дома в Сокольниках ветшали, разрушались. Иные сгорали — одни по злому умыслу, другие по безалаберности. Итог печален: от старины, изумительных архитектурных творений мало что осталось. Однако многие гуляющие сейчас в Сокольниках и не ведают о том, что здесь было прежде. Но воздух, как раньше, замечательный.

Популярным дачным местом был и Петровский парк — недалеко от Брестского — ныне Белорусского вокзала. Это место было престижным и дорогим, как сейчас Рублевка.

В парке выстроили театр, бывший весьма популярным. Еще одним примечательным зданием был воксал, в котором устраивались гуляния с танцами, маскарадами, фейерверками, пели и плясали цыгане, бывшие в большой фаворе. Потом господа брали извозчиков и ехали кутить в «Яръ» на Петербургском шоссе.

Отчего-то парк облюбовали дуэлянты. Иногда ветер доносил из леса звуки выстрелов и крики. В пьесе Александра Островского «Бешеные деньги» один из персонажей говорит другому: «Во-первых, ты не вздумай стреляться в комнате, — это не принято: стреляются в Петровском парке; во-вторых, мы с тобой сначала пообедаем хорошенько, а там видно будет».

Шелест листвы и колокольный звон

Сегодня в черте Москвы былых дачных мест — кот наплакал. Одно из них — село Рождествено, расположенное рядом с Митиным. Там вроде все тихо, спокойно, во всяком случае, внешне. Дома разные — и старые, скрипучие, и новенькие, с иголочки. Да и их владельцы вроде не горюют — делают свои дела, судачат у заборов.

Как прежде, в Рождествено цветы растут, птицы поют. Да и речушка плещется как встарь, хоть и изрядно обмелевшая, не только бодрит, но и веселит. Не верите, сами приезжайте и окунитесь!..

Троице-Лыкову лежащему на правом берегу Москвы-реки, близ Серебряного бора, повезло уж тем, что оно уцелело. Хотя северная часть села пострадала при строительстве микрорайона Строгино. Но все же эта старинная обитель живет, дышит и во многом охранило свой уклад.

Только нет в селе прежнего многолюдья и многоголосья, густых лесов окрест, а в них — изобилия грибов и ягод. Да и дачники, которые проводили в Троице-Лыкове лето, перевелись. В общем, что было, то сплыло. И ничего не поделаешь с этим своенравным временем, которое все без конца меняет и расставляет по-своему…