«Здесь больше никто никогда ничего не построит». Как горожане создали и отстояли парк в двух шагах от Кремля

Школа, превратившаяся в госпиталь

Когда-то тут был старый усадебный сад, но еще до войны на его месте построили школу. Точно такая же, двухподъездная, была на Хитровке. Но в первые дни войны здесь расположился военный госпиталь, а потом бывшая школа так и осталась медицинским учреждением. Верхние этажи занимала обычная районная больница, а нижние — поликлиника.

У больницы был каскад спортивных площадок, корт, волейбольная площадка, баскетбольная, вроде нашей коробочки, детские площадки.

Я живу здесь с 1977 года, многое помню. Где-то в 90-е медиков отсюда попросили, здание осталось бесхозным. Его хотел забрать еврейский комитет, чтобы построить здесь что-то вроде своего культурного центра. Макет долго стоял в управе и, кажется, до сих пор стоит.

Потом была идея сделать тут Дом ветеранов МВД. Казахские предприниматели хотели построить здесь восточную гостиницу. Мало у нас отелей, и здесь, конечно, самое лучшее место, чтобы открыть еще один. Лучше не придумаешь.

Были идеи и парковку в два или три этажа тут сделать, и развлекательный центр построить, и много чего еще. Через некоторое время здание снесли.

Парк, за который наградили всех

Всем местным было понятно, что здесь должен быть парк. Когда-то на этом месте как раз располагался больничный сквер. Я в нем выросла. Нас оттуда не выгоняли. Помню, как мы играли среди выброшенных рентгеновских аппаратов.

Все, что сейчас тут можно увидеть, на моем столе было нарисовано. Приехал к нам префект. Им тогда был Виктор Семенович Фуер. Он сказал: «Что вы хотите здесь сделать? Нарисуйте!» И мы с местными собрались и все прорисовали: фонтан, клумбу, все остальное. Потом нам сказали, что план, который тут в итоге реализовывали, почти в точности повторяет то, что предложили мы.

Получившийся в итоге парк — история про намерения. Мы объединились с несколькими людьми, у которых настрой был очень серьезным. В итоге мы сумели сделать так, что все со всеми договорились: жители района — с властью, власть — с архитектором, все вместе — уже со строителями и рабочими, которые сначала деревья вверх ногами сажать умудрялись.

Свои «ордена» тут получили все: у нас появился прекрасный парк, а город получил важный прецедент. После наша префектура все награды за лучшее благоустройство получила, а архитектору дали приз за лучший урбанистический проект в Европе. В общем, регалий у нашего парка множество. И появился он, кстати, раньше Зарядья.

Название в честь улицы

Пять лет назад 12 июля сюда приехал мэр. Никакого особого официоза или пышного открытия не было. Он просто прошел по всей территории, все посмотрел и сказал: «Ребята, круто! Как хотите назвать?» Ну, я и ответила: «Горка».

Горкой называли нашу улицу. Раньше она была Архипова, потом ее переименовали в Спасоглинищевский переулок, но для местных она всегда была Горкой. Это как Пушка. «Куда пошел?» — «На Горку».

Сохранившаяся связь с историей

С тех времен, когда здесь была больница, сохранились несколько деревьев. В 1955 году сюда приехали дети, пережившие блокаду. В День пионерии они высадили в больничном парке целую аллею ясеней. Деревья эти очень сильно болеют, но мы стараемся сохранить те, что остались. Для нас это связь с историей.

А когда в Москве была Олимпиада, наш стадион обнесли олимпийской оградой. Потом тут какой-то гараж был, автосервис, парковка. Потом все это содрали, и проступили эти ограждения 1980 года. Я попросила их оставить. Сохранилось с того времени только одно, но нам сделали точные копии.

Урбанистические узлы и сакральная геометрия

Я очень увлекаюсь историей и геометрией парков, поэтому внутри этого проекта много разных неявных вещей. Сакральная геометрия на то и сакральная — человек может не понимать, как тут расположены углы и какие-то еще вещи, но чувствовать себя очень хорошо.

Кроме всего прочего, есть такое понятие — урбанистический узел. Человек попадает внутрь этого узла, и его состояние меняется. Например, Красная площадь или фонтан Треви в Риме — это подобные узлы. В каждой такой точке ощущаешь какую-то магию места.

Мы делали дендроплан вместе с архитекторами, так что даже то, где и какие деревья и цветники здесь высажены, имеет смысл. Не все удалось реализовать, кончено, но даже то, что получилось, просто прекрасный результат.

Те, кто не умеет отдыхать, не разрушая

Когда парк только открылся, все было хорошо. А потом пришли пьяные люди с Маросейки, улеглись на наши холмы и сказали, что теперь они местные животные, так что будут здесь пастись.

Это было чудовищно. У нас тут было райское место, а появление этих людей напоминало набег исчадий ада. Соседи могли на балкон выйти и увидеть ожившие полотна Босха. Единственным способом оградить парк от незваных гостей стал забор. Он появился тут через год.

Некоторые люди не умеют отдыхать, не разрушая. На моих глазах однажды была сломана роскошная яблоня. Просто человек взял и полез на нее. А это было юное деревце, тонкое, невероятной красоты, розовое. И тут — дикий хруст. Мы осознавали, что это никакими уговорами и объяснениями не остановишь. Люди понимают только палку и ограду.

Чем больше парков, тем приличнее люди

Изначально наш парковый узел должен был быть в открытом пространстве. Вот идешь ты от Маросейки до Солянки и можешь свернуть, пройти парком. Мы тут собрали множество проходных дворов. У нас очень много выходов.

Мы построили кучу новых лестниц, чтобы не было волчьих троп и медвежьих углов. Одна из них, идущая вдоль общежития, когда-то, в 30-х, была деревянной, там и канула. Но мы ее восстановили. Говоря проще, мы тут воссоздали всю тропиночную сеть, что была на этом месте исторически. Мы хотели увести людей с Маросейки в эту тишину.

Но это оказалось невозможным, а забор — неизбежным. Все из-за того, что у людей, выросших за гаражами, любимое развлечение — жечь шины и кричать поездам, кто громче. Одна у них радость — напиться и упасть рогами в землю. Им тяжело научиться отдыхать как-то иначе.

Это не их вина, я их не виню. Я понимаю, что с ними. А еще знаю, что благодаря парку таких станет меньше. Такие места должны быть в каждом районе. Чем их больше, тем быстрее люди привыкают прилично себя вести, не орать, убирать за собой и своей собакой, объяснять правила поведения своим детям.

Но было время, когда меня все проклинали, говорили: «Зачем ты это сделала? Нам не нужен парк!» Некоторых из людей, которые злились на меня, я понимаю. Например, в соседнем доме живет настройщик музыкальных инструментов. Он не может открыть окно, потому что тут постоянно прыгают и орут скейтбордисты, а слышимость у нас такая, что монетка на улице упадет — услышишь. Так что в нашем парке проводить концерты невозможно. У соседей будет ощущение, что музыка играет прямо у них в квартирах.

Подарки и уникальные растения

Вообще люди, склонные к деметрическому существованию, то есть к постоянному общению с землей и всем, что на ней произрастает, — компания отдельная. У них своя специфика общения с миром. Садовники, ландшафтные архитекторы, коллекционеры растений — все они еще на этапе обустройства парка многое нам подарили. Одним из подарков для «Горки» стала магнолия.

Еще у нас есть несколько уникальных деревьев, например, черемуха Маака с красными стволами. Это тоже подарок — от владельца питомника. Мы эту черемуху обсуждали, и он сказал, что не верил, что кто-то знает про нее. Черемуха Маака — это эндемическое растение с Дальнего Востока. Был такой ботаник Карл Маак, он собирал растения, привез в Петербург в ботанический сад и там их разводил. Это растение для парков очень красивое, цветет как черемуха, зимой рыженькое, и до революции эти черемухи поставляли в Париж.

А наша белая сирень называется Галина Уланова. Был такой сиреневод Леонид Колесников. Сиреневый бульвар в честь него назвали, потому что у него там была база. Он создал более 300 сортов сирени. Колесников сделал этот белый сорт, и саженец передали Юрию Гагарину, чтобы он повез его английской королеве в подарок. Подарил — наша сирень окружила Букингемский дворец.

Когда мы сажали клены, я стояла над каждой ямой. Позвонила в университет и выяснила, что краснеют клены из-за того, что они доходят до какого-то доломитового слоя в Америке. Мы засыпали по целому мешку специальной доломитовой золы, и наши тоже начали краснеть по осени. Получилось!

Одна наша ива — памяти Миндовского, другая — памяти Шабурова. Обе — подарки нашего известного ивовода Александра Марченко. Они станут со временем очень красивыми.

Каждый год здесь сажают розы

Я участвовала в работах в парке Абрамцево. Мы приводили его в порядок. Там я и познакомилась с Людмилой Ижуковой. У нее самая большая коллекция роз на постсоветском пространстве.

Сажали мы эти розы с моими друзьями и подругами. Я и самовар сюда вытащила по нашей местной традиции. В общем, все от этого процесса огромное удовольствие получили.

А на следующий год мы снова то ли десять, то ли еще 20 розовых посадили, а потом — еще пару десятков. Мы тут каждый год сажаем розы.

Одна из моих подруг делает фестиваль «Цветочный джем». В прошлом году я попросила ее отдать нам какие-нибудь растения из тех, что они собирались принести в дар городу. И я их, видимо, так достала, что мне сказали: «Пишите список». Мы с главным сотрудником сада «Эрмитаж», к которому наш парк относится, этот перечень составили.

Получили мы все: розы, деревья, кусты. А дальше меня чуть не проклял директор «Эрмитажа», потому что мы многие липы сажали подъемными кранами. А еще у нас было множество роз. Это был тоже подарок «Цветочного джема».

Люди с манией социального переустройства

Местные жители — это, с одной стороны, сила, но с другой — эта сила требует большой организации. У нас есть несколько известных садоводов в районе: Маша, Коля, я. Это известный местным маршрут — от Коли через Машу к Оле. У Николая — микросад, Мария занимается своим скрытым садиком, а у меня — вариант публичного парка.

Наш прекрасный Валя Карелин говорит: «Олечка, нам нужно сшить шапки с бубенцами и по району ходить». А я думаю, нам просто надо гулять тут, и даже шапки нам не нужны. Это очень во многом вопрос внутреннего «я». Парк стал реализацией моей мечты. Это интересный процесс, метафизический.

Землю надо привозить свою

По образованию я искусствовед, историк театра. В прошлом работала журналистом. В детстве я мечтала быть директором ботанического сада. Мне с малых лет все это нравится, жаль, что осталось на уровне увлечения, хобби. Но я все делаю системно, и вообще я — за масштаб. Мелкоуездность не люблю. Когда я друзьям рассказывала, что создаю парк, они переспрашивали: «Парк? В 800 метрах от Кремля? Ты кремлевский мечтатель?» Но все получилось.

Но с землей тут непросто. С XV века тут город стоял, люди жили, так что никогда не знаешь, куда попадешь. В самых неожиданных местах себя растения прекрасно чувствуют и до воды быстро доходят. Но есть такие уголки, где что ни сажай, все будет чисто камень. А потом выясняется, что дыра там, а под ней — один подвал, а потом еще один. Куда дереву расти?

Землю, конечно, надо привозить свою, новую и всячески ее обогащать, потому что тут очень много строительного мусора, которым эти холмы ровняли. Если взять нашу гору, она насыпана целиком из какой-то старой стройки, включая изразцы XVII века от церкви Усекновения главы Иоанна Предтечи. Она была разрушена, когда строили тут конструктивистское здание. А ведь в ней крестили Иоанна Грозного.

Если взять верхнюю часть, где усадьба Боткина, там вообще кладбищенская территория, с той стороны идут захоронения. При больнице был морг. В определенный момент я приглашала священника сюда, чтоб он прочел какую-то панихиду. Мы же, скорее всего, натыкаемся на могилы, их бередим, и никому это неизвестно. Какие-то правила должны быть соблюдены.

При советской власти никто не занимался особенно глобально цветниками. Есть и есть. Никто не заморачивался, а эрозию почвы никто не отменял. Вот дождь прошел — так вся земля смылась, а камни остались. Мы не черноземное поле возделываем. В городе всегда одно и то же: сначала надо все черепки, всю грязь выбрать, только потом земли насыпать и что-то посадить. Вот Машин сад у Мандельштама вообще стоит на военном пакгаузе. Если начать там копать — сплошной Кузнецовский фарфор. И ничего! Нормально все растет.

Знаменитые жильцы «Горки»

Зеленое здание — это бывшая усадьба, которой сначала владела семья Ивана Сергеевича Тургенева, а потом ее купил чаеторговец Боткин. И все бы ничего, но его дети не могли состоять на царской службе, потому что дворянами не были. Им была дорога либо в медики, либо в юристы. Медик Боткин, погибший вместе с царской семьей, родился в этом дворе.

Боткины торговали чаем, всякими разными сладостями, пряностями, кофе и, в частности, были основными поставщиками чайного дома на Мясницкой. С балкона, по описанию Тургенева, открывался самый красивый вид на Замоскворечье. Тогда было видно очень далеко. Точка, с которой видно, о чем говорит Тургенев, и сейчас сохранилась.

Зоны парка «Горка»

Наш парк — каскадный, в нем несколько территорий. Первая — розарий. Это место уединения, в котором должно было быть то, что называется «эрмитаж для скрытых разговоров».

Розарий несколько раз полностью разграблялся. Здесь были пьяные или чем-то накачанные подростки, которые танцевали на цветах и растаптывали все с мясом. Сюда бабки с тачками приходили, выкапывали и на дачу себе забирали. Разные люди воровали.

Я садилась со своими друзьями в машину, ехала, покупала новые розы, сажала. Но, знаете, это категория жертвоприношений таких.

К розарию примыкает детская территория. А идея парадной части была в том, чтобы, с одной стороны, сохранить парк, а с другой — дать понять, что это были сады.

Наша улица в стародавние времена называлась Алабова Гора, внизу была усадьба Алабовых. Там был пруд, а здесь — сад. И, собственно, Старосадье начинается отсюда. У нас в этой части довольно много яблонь декоративных, и вся центральная поляна наша обсажена яблонями.

В каждом парке должен быть Парнас. Это насыпной холм, обычно прямой, ровной формы. Даже в усадьбе Трубецких есть такой. Парнас — центральная точка парка, которая соединяет его с небом. У нас эту роль выполняет наша гора.

Самая высокая точка парка — ротонда. Я мечтаю обсадить ее белыми акациями. И должна в парке быть поляна, потому что это пространство радости. Нашу несколько раз пытались засадить, но я каждый раз говорила: «Эта поляна получила все международные призы, отойдите».

Центральная лестница — по сути концертный зал. Наверное, настанет день, когда какой-нибудь хор там что-то споет, правда, с видом на синагогу, но ничего, синагога потерпит. А в нижней части у нас спортивная зона и площадки для детей.

История царского садовника

Когда я была маленькая, в этом дворике росли ирисы гигантские. Я ходила, нюхала их, и в какой-то момент дядечка, который здесь занимался садом, мне говорит: «Хочешь, я научу тебя сажать ирисы? Надо, чтобы у ириса бегемотик, то есть корешок, грелся на солнце всегда».

Он был с бородой, в очочках, как рисуют на картинах в кабинете биологии. Ходил все время в зеленой гимнастерочке выцветшей, френче и галифе. А еще у него были совершенно потрясающие руки с длинными пальцами, но сразу было видно, что они привыкли к земле. В этом садике у него росла глициния, что само по себе чудо. И когда ломали этот дом, ее, конечно, сразу же не стало, потому что ей нужна опора. Ее пытались куда-то пересадить, но она загнулась тут же. Это очень специальное было растение, я такого не видела никогда.

Здесь никто и никогда ничего не построит

Когда приезжал Собянин, мы подарили ему булыжник московской мостовой, на котором сделали гравюру: «Сад — прообраз рая на земле». У каждого свой рай. И если у человека есть возможность созидать — в принципе, в идеале человек созидает сад. Это еще Фома Аквинский сказал.

Мне понравились слова Бирюкова, когда он сюда пришел с Собяниным как раз пять лет назад, стоял вот здесь, на этом балконе, смотрел и говорил мне: «Ольга Владимировна, ну что-то вы тут наворотили такого»... Я говорю: «Парк построили». А он мне: «Вы понимаете, что здесь больше никто никогда ничего не построит?» И слава богу, отвечаю я. Когда нас не будет — останется парк.

Проводники и их личная ответственность

Парк — это же на самом деле не про нас. Мы так, проводники. Есть люди, которые могут жить в бардаке и свинарнике, а есть те, которым надо немедленно вымыть посуду, вымыть туалет и застелить все скатертью чистой. Все нужны. А у кого-то вот эта мания социального переустройства. Машу куда ни погрузи, она будет сажать и копать беспрерывно, а я буду реконструировать пространство.

Когда из нас делают героев каких-то, мне кажется, это неправильно. Важно рассказывать людям, что за свое мнение, за свою мечту, за свое пространство надо бороться. Мы просто часть этой цепочки, и не надо думать, что это царская привилегия.

Я за свою жизнь успела пожить в разных городах и странах, но здесь мой дом, в который я всегда возвращаюсь. И мне бы не хотелось приехать и увидеть казахскую гостиницу или пятиэтажную парковку. Я знаю: что происходит с территорией вокруг меня — моя личная ответственность.

История про наш парк вышла очень показательной и назидательной. Нельзя продавать свои мечты. Помните фильм «Курьер»? «Держи пальто, Базин, и мечтай о чем-нибудь великом». И тут было то же самое.

Все в городе знают, что я за «Горку» порву. А еще точнее — сначала в жабу превращу, а потом точно порву.