«Меня трясет каждый раз, когда я слышу про это»

**Крис Берман:**Всем привет! Как дела? Меня зовут Кристофер Берман, я директор по техническому развитию в КБ «Стрелка». Здесь я буду разговаривать с Адамом Гринфилдом. Он был критиком, работал на велосипеде курьером, служил в армии, а теперь уже два десятилетия занимается сетевыми технологиями. Адам - главный преподаватель в LSE Cities centre в Лондонской школе экономики. Преподавал городской дизайн в Barret, в Нью-Йорке, в одной из программ интерактивных телекоммуникаций. Несколько бестселлеров у него вышло, включая «Везде: наступающий век повсеместных вычислений» и «Против умного города».

И конечно, мы будем говорить еще о вашей работе по урбанистике, по будущему городов, умных городов. И я хочу дать возможность аудитории немного представить этот контекст. Поскольку мы попросили прислать вопросы, мы их алеаторическим образом перемешали – будем доставать и спрашивать, чтобы вы как-то участвовали в этом разговоре о будущем городов в контексте цифровой трансформации. Я посмотрел на эти вопросы, и один из них выберу для самого начала.

Адам Гринфилд: Первый вопрос: «Почему вы так яростно противостоите «умным» городам»? Кто это спросил? Возможно, многие из вас задали этот вопрос, так что спасибо многим из вас. Сейчас объясню. Я сам родом из места, где периодически происходили наводнения. Поэтому начал с твердой убежденности, что, используя сетевые, цифровые технологии в том, что мы делаем каждый день в городской жизни, мы можем трансформировать городскую жизнь, улучшить ее. Я не только верил в это, я еще 250 тысяч долларов своих денег в это вложил. И потерпел неудачу.

Неудача научила меня нескольким важным урокам. Невозможно в существующей политической и экономической модели распределения в мире реализовать мои ценности на платформе «умного» города успешным образом. Невозможно дать людям власть, со всем уважением, поскольку всегда за всем стоит коммерческий императив в этих цифровых технологиях. Этот коммерческий императив предает интересы людей, которым должна служить технология, без исключения практически.

Приведу конкретный пример. В 2009 году мы начали разрабатывать интерактивный киоск с тачскрином в Чикаго. Все эти тачскрины стояли по городу – просто тупые рекламные платформы, которые показывали телерекламу. И мы решили – есть технологическая база, она уже стоит, почему бы нам не взять все это и не преобразовать в платформу, которая позволяет давать людям в режиме реального времени информацию о том, где они находятся, даже если у них нет смартфона. Тогда не у всех был смартфон. Серьезное количество людей в городах не имело доступа к тому, что у нас сейчас есть у всех в кармане. Они не могли пользоваться картами и какой-то информацией по ситуации.

И вот еще в 2009-2010 году мы столкнулись с тем, что очень сложно делать передачу реальной информации. Мы придумали, как можно сообщать людям о нужном им направлении движения – не через код, а нормальный человеческий голос им эту информацию сообщал. Огромный интерфейс с тачскрином мы придумали таким образом, что и дети могли им пользоваться, и колясочники. Все было сделано таким образом, чтобы не прерывать поход пешеходов, не мешать им. И даже если вы ничего не делали, не пользовались никакой интерактивной информацией, там была карта хорошего качества с высоким разрешением.

В моем бюро этим занималось пятеро. Был хороший выхлоп. Мы работали с провайдером коммерческой рекламы, который давал в прокат и в Хельсинки, и в Чикаго эти экраны.

Прежде всего, мы узнали, что заказчики вообще не рассматривали то, что нам казалось бесспорным. Для них главным было то, что мы совершенно не собирались собирать информацию с этих людей, для того чтобы продать им потом рекламу. И они сообщали нам следующее: первое, – мы хотим зарабатывать. Мы не хотим просто так это все ставить, по доброте душевной. Мы хотим, чтобы вы нам сказали, как мы можем забирать у пользователей информацию из телефонов, из видеоанализа, сканируя положение их тел. Как использовать информацию, чтобы затачивать рекламу под них. И второе: нужно найти какую-то другую модель, потому что нам это неинтересно.

Обсуждая это все, я понял, что для использования в городах просто не существует цифровой технологии, которая не была бы коррумпирована на каком-то уровне, как-то глубоко. Когда вы включаетесь в разработку такого продукта, то становитесь соучастником в этих информационных потоках, и это мне кажется отвратительным. Это идет наперекор моим ценностям. Мы все время должны каким-то образом идти на компромисс. Мы не можем разрабатывать эти технологии, не соучаствуя в несправедливой эксплуатации, в разрушении экосистемы. И таким образом мы уничтожаем планету.

Тогда я решил подробнее рассмотреть это в той индустрии, в которой работал. Чем больше я это изучал, тем тревожнее мне становилось. И я стал радикалом. Я обернулся против своей индустрии, против всей этой инициативы, этой попытки использовать технологии, чтобы преобразовать возможности городских пространств. Я выяснил, что каждый из нас становится не гражданином, не субъектом, не кем-то с собственным внутренним миром, желаниями, надеждами, а некой целью – тем, чем манипулируют для достижения прибыли.

И теперь, да, я действительно, очень враждебно настроен по отношению ко всем подобным попыткам использовать цифровую технологию в городских пространствах. Если вы хотите продавать рекламу или мобилизовать людей, чтобы собрать финансовые потоки, тогда, по крайней мере, честно сообщайте о своих намерениях. В Америке мы говорим: «Не говори, что идет дождь, когда писаешь мне на голову». Не говори, что ты придаешь мне сил и улучшаешь мою ситуацию, если делаешь все, чтобы нажиться на мне. Вот почему я настолько враждебен к этим «умным городам».

Крис Берман: Ты описываешь свою, довольно сложную, историю. Но вот что я слышу: ты сказал вначале, что идея «умного» города потерпела неудачу, что «умный» город стал красивым ярлычком, маркетинговой идеей, которая сливается с желанием получать выгоду от людей, благодаря анализу их информации. Если посмотреть на российский контекст, у нас есть очень большой оптимизм касательно «умных» городов, потому что это большая стратегическая инвестиция.

В твоей модели, как бы ты противостоял этой негативной истории – идеологически, при помощи риторики? Или проект уже никак не спасти?

Адам Гринфилд: Сознаюсь честно: я настоящий, плоть от плоти, североамериканец. Я из Нью-Йорка. Работал, конечно, и в Токио, и в Финляндии, в разных местах. Но мое видение жизни соответствует картине мира человека, который родился в Нью-Йорке, говорит на английском и так далее. Поэтому последнее, что я хочу делать в жизни, это убеждать вас в том, что вам лучше подходит. Я не занимаюсь тем, что учу людей жизни.

Тем не менее, я считаю, что есть что-то безнадежно, чудовищно устаревшее, ретроградное в словосочетании «умный город». Меня трясет каждый раз, когда я его слышу. И на то есть несколько причин.

Во-первых, никто не сможет вам сказать, что же он имеет в виду, говоря «умный город». А если человек и возьмется что-нибудь ответить, то уж точно, не найдется двух специалистов, которые, даже работая в одном проекте, дадут вам одно и то же определение этого феномена, даже фактически делая один и тот же «умный» город. Это просто верхняя корка анализа.

И вообще, как вы думаете, можно прояснить, что же это за «умный» город? Что будут делать эти технологии, которые мы все станем использовать? Как эти технологии, в свою очередь, работают? Делают ли они то, что мы хотим, чтобы они делали? Задайте себе этот вопрос. Технологическая интервенция, которую нам предлагают, делает то, что предлагают адвокаты и сторонники этих технологий.

Следующая ступень анализа. А это соответствует целям демократического общества? Оно вообще нам на пользу или нет? Предположим, вам предлагают: «Мы поставим камеры наблюдения по всему городу. И все они будут распознавать ваши лица по умолчанию, встроено». Скажите, это полезное использование общественных ресурсов? Нам хочется установить их в наших городах?

Затем, является ли эта предполагаемая технологическая интервенция эффективной с точки зрения издержек? Наша цель – сократить преступность. Решение – поставим камеры, которые распознают лица везде. И какая-нибудь компания – IBM, Siemens, Microsoft – планирует выиграть тендер и сделать это для вас за какое-то количество миллионов долларов. Может быть, на эти средства стоит отправлять детей в какие-нибудь полезные детские лагеря, лучше их воспитывать? И будет меньше преступлений – за те же деньги?

Вы должны быть четкими в вашей риторике. И в конечном итоге, в результате этого анализа, если вы решаете всем сердцем: «Ладно, надо поставить эти камеры. И есть технология, которая делает то, что она обещает, и это самое выгодное решение». Да, такое может быть. Тогда, конечно, давайте, будем устанавливать эти «умные» технологии и реализовывать их! Но не забывайте, что любую развернутую инфраструктуру, предназначенную для того, чтобы бороться с преступностью или, например, предотвращать наводнения, можно применять и для других задач. Эти технологии, которые мы обсуждаем, непредсказуемы. Результат их применения открыт, и они могут быть использованы для совершенно других задач, нежели те, о которых говорят их изобретатели. Поэтому предупреждаю вас: всегда думайте, представили ли вы все возможные применения этой технологической интервенции? Может ли эта интервенция обернуться против вас и против всего, во что вы верите, и что вы цените в своей жизни?

Если вы удовлетворительно отвечаете на все эти вопросы – давайте, вперед, благословляю! Но очень непросто ответить даже на первейшие из тех вопросов, что я задал. Вот придет чиновник и скажет: «Мы запускаем «умный» город такой-то». Спросите его: «Дорогой чиновник, а что будет делать эта «умная» штуковина?». И внимательно проследите за лицом человека. Если он будет естественно отвечать, – спокойно, осмысленно, если причины будут обоснованы, то замечательно! Но если вы услышите какую-то технологическую китайскую грамоту и модный технологический жаргончик, – человек явно использует клише, чтобы вы не заметили, что люди не понимают, о чем они говорят. Бегите тогда от них!

**Крис Берман:**Такой тест – если вы пятилетнему ребенку объясните, что такое «умный» город, значит это хорошая история. Если не сможете – плохая.

А, вообще, в какой степени структура проекта как таковая, может гарантировать его безопасность? Его цели, то, что он open source, или то, что в нем заинтересованы разные стейкхолдеры, государственное или общественное наблюдение есть, общественная экспертиза в нем участвует. Может быть, все-таки нужно понять, что «умные» города – это вещь неизбежная. И нужно просто найти какие-то правильные способы наблюдения, общественного контроля, экспертизы? Что думаете?

**Адам Гринфилд:**Скажу прямо: мне кажется, вся эта риторика open source чрезмерно выпрыгивает из штанов от оптимизма. Есть разница между формально открытым программным обеспечением и пригодным к использованию. Это разные вещи.

Open source – это замечательно. Там нет никакой коммерческой компании, которая его разработала. Формально программа открыта. Кто-то со знаниями и специальными навыками может взять этот программный код и его использовать. Замечательно!

Но обратите внимание вот на что. Насколько неравно распределены в нашем обществе ресурсы, которые используют все эти возможности. Мы же не говорим про обычного человека. Мария Павловна, которая нам булочки продает, она что, будет open source программное обеспечение использовать? И также это не открыто всем, кто сидит в этом зале: разве вы можете взять эти программы, понять, как они работают, использовать для себя и для своей выгоды? Мы говорим об очень узкой прослойке людей, которые технически способны с этими инструментами как-то работать, для того чтобы делать какие-то инфраструктурные проекты.

Нужно сделать шаг вперед, чтобы все эти open source решения были открыты, чтобы они приглашали людей. Чтобы кривая обучения была не такая крутая, и люди как-то могли научиться обращаться с ними. Нельзя людей наделять властью просто так. Люди себе сами власть берут. Люди наделяют себя властью. И если вы даете людям, которые еще власть для себя не взяли... Если человек получил эту власть, ее взял – тогда можно говорить про открытость.

А так, это все риторика: «Ой, у нас открытые программы...» Это все равно, что открыть вашу входную дверь. Но если вы живете на Северном Полюсе, и у вас территория за забором и с гончими собаками, ров с акулами, глубиной десять метров, то можете открывать дверь. Как Неуловимый Джо – кому он нужен? Дело не в открытости, дело в приглашении. Эти open source программы должны приглашать.

Подумайте о ваших близких – друзьях, знакомых, маме, папе, соседке – кто из них реально сможет легко использовать этот код на огромном хранилище кодов под названием GitHub? Зарегистрироваться, скачать код, использовать его? Он доступен, он открыт. Но на самом деле он доступен вам? Он открыт вам? Вдумайтесь.

Мы себя немножко обманываем. Мы играем в опасную игру. Как будто какая-то темная магия... Мы говорим: «Это же открытые программы. Да любой может с ними работать!».