«Ребёнок, который не учится, - это потенциальное зло»
В Москве закрывают единственный в городе Центр адаптации и обучения детей беженцевВ Москве закрывают единственный в городе Центр адаптации и обучения детей беженцев из Сирии, Афганистана, Конго, Украины и стран СНГ. В этом центре уже 20 лет занимаются дети без регистрации, которых не берут в обычные школы. МОСЛЕНТА разбиралась в ситуации.
На дверях Центра адаптации и обучения детей беженцев по адресу Долгоруковская, 33, корпус 6 висит бумага: «Несанкционированное проникновение преследуется по закону», замок вырван, помещение опечатано. Такую картину увидели сотрудники детского центра, когда обычным зимним утром пришли на работу.
Центр, где около 70 детей получают социальные навыки и образование, пока их родители заняты юридическими и бытовыми заботами на новом месте жительства, с мая 2015 года находится в подвешенном состоянии. Договор аренды с центром департамент имущества Москвы расторг, но решения суда о том, чтобы сотрудники покинули помещение, не было, как и самого суда.
Сотрудники детского центра и комитета «Гражданское содействие» уверены, что у департамента нет полномочий опечатывать помещение и насильно выселять детей. В ведомстве же считают, что раз договор аренды закончился, то и помещение сотрудникам больше не принадлежит.
«С 2009 года у центра был бессрочный договор с департаментом имущества на аренду этого подвала для обучения детей беженцев. Потом в мае 2015 года комитет «Гражданское содействие» признали иностранным агентом, а детский центр – это проект нашего комитета. Так что ноги растут оттуда, с тех пор, как приняли этот закон, на все общественные организации начали оказывать давление», — рассказала МОСЛЕНТЕ председатель комитета «Гражданское содействие» Светлана Ганнушкина.
По её словам, департамент имущества после признания комитета иностранным агентом аренду центру не продлил, но и в суд не обратился. Дети продолжали заниматься в помещении почти полгода просто потому, что другого помещения у них нет. Да и выселить их, по словам Ганнушкиной, без решения суда не имели права.
«Неожиданно к нам нагрянул некий Андрей Тараканов (сотрудник департамента имущества Москвы — прим. МОСЛЕНТЫ) вместе с пятью мужиками, опечатал помещение и не даёт даже вещи свои оттуда забрать, — возмущается правозащитница. — На мой вопрос: «А где решение суда или полицейские, которые уполномочены вскрывать помещения?», товарищ ответил, что помещение ничейное и никаких бумаг ему не надо. Наклеил устрашающую бумагу «собственность Москвы» и ушёл».
В самом департаменте МОСЛЕНТЕ объяснили, что они «вернули в хозяйственный оборот города помещение в Центральном округе».
«Договор аренды с организацией истек еще в 2009 году. Однако, учитывая отсутствие возражений со стороны городских властей, договор был возобновлен на тех же условиях на неопределенный срок. В таких случаях в дальнейшем каждая сторона вправе отказаться от договора, предупредив другую сторону за три месяца. В апреле 2015 года департамент городского имущества в установленном порядке уведомил комитет «Гражданское содействие» о расторжении указанного договора», — сообщил МОСЛЕНТЕ заместитель руководителя департамента городского имущества Максим Гаман.
По его словам, департамент постоянно ведет мониторинг своей собственности. Если на помещение нет договорных отношений, оно не используется, то задача ведомства — «вовлечь его в хозяйственный оборот».
«Нередко в ходе плановой проверки или по обращению жителей мы выявляем незаконную деятельность в городских помещениях. За 2015 год мы освободили порядка 760 таких объектов, — дополнил Максим Гаман. — Осмотр в январе нынешнего года показал, что помещение закрыто, по внешним признакам не используется. На сегодняшний день произведена замена запирающих устройств и установлена охрана».
Однако, по словам сотрудников центра, помещение используется, более того, сейчас там до сих пор остаются личные вещи волонтёров и детей.
«Ольге (Ольга Николаенко, директор центра — прим. МОСЛЕНТЫ) удалось добиться разрешения под присмотром сотрудника взять свой компьютер. К счастью, детей там не было. Но вообще дети сейчас учатся и занимаются, центр работает и функционирует», — пояснила правозащитница Светлана Ганнушкина.
Волонтёр Центра адаптации и обучения детей беженцев Камилла Фадеева рассказала МОСЛЕНТЕ о том, как проходило обучение, зачем учить чужих детей и куда их теперь деть.
«Эта школа — самое лучшее, что происходило со мной в Москве. Началась она в 90-е годы, детей приезжих не принимали в московские школы без регистрации, а в связи с конфликтом в Чечне приезжих стало много. Мы когда говорили с другими волонтерами, кто с какой целью пришел в эту школу — в основном люди говорят «мне повезло, у меня есть образование — хочу помочь», — говорит Камилла.
По данным комитета «Гражданское содействие», с января 2014 года к ним обратилось 30 семей, где детям отказали в доступе к школьному образованию. В Центре адаптации детей беженцев работает более 50 волонтёров, среди них много известных российских педагогов, журналистов и правозащитников.
«Я была фатально очарована тем, что свобода там полная: учебный план не надо ни с кем согласовывать, хочешь — даешь домашку, хочешь — нет. Но можно советоваться и обсуждать. Есть детский психолог. Туда, бывает, приходят дети, которые прошли стресс, военный конфликт, что-то такое. И главная наша задача — дать ощущение безопасности, помочь адаптироваться, подружиться, — делится своими впечатлениями с МОСЛЕНТОЙ волонтёр Камилла Фадеева. — Туда вложено столько труда и наработаны такие классные методы, что их поддерживать надо, а не так поступать, мне кажется».
Сооснователь центра Илья Колмановский объяснил МОСЛЕНТЕ, почему ребенок, который не учится, — это потенциальное зло, как Россия обогатится за счёт обучения ребенка беженца и кто учит таких детей.
По нашему мнению, и наш город, и наша страна, и вообще-то наша цивилизация в целом будут очень выигрывать от того, что люди, у которых нет доступа к образованию, получат доступ к образованию. Это даст нам всем шанс лучше жить.
Когда начался этот центр (около 20 лет назад — прим. МОСЛЕНТЫ), в московские школы по негласному распоряжению не брали детей без московской регистрации, нарушая их конституционное право на обучение. Иногда это были даже россияне, хотя вообще-то иностранцы тоже имеют право учиться, это базовое право ребенка.
И были тысячи таких детей в Москве, русские из Узбекистана, чеченские дети из чеченских сел, жертвы войны, обстрелов, у которых в семье кого-то убили, и их просто не брали в школы.
Можно посмотреть на это прагматически, что просто есть десятки тысяч детей, а потом молодых людей, которые не получали образование. Ясно, что шансы на их какой-то продуктивный вклад в наше общество падает, а шанс на деструктивный вклад — растет. Они потенциально необустроенные люди. Сегодня это часто дети беженцев из Сирии, Африки, Афганистана.
В каждом поколении на этой планете рождается какое-то количество гениев, какое-то количество просто хороших работников, а какое-то количество просто людей. И если мы всем им дадим больший доступ к образованию, то мы очень от этого выиграем.
Представьте, что прямо сейчас пропадают где-то гениальные мозги или просто будущий хороший инженер, или учитель, или актер. И наша система образования, государственная стандартная, плохо приспособлена для адаптации и ассимиляции детей из других культур, детей, которые пропустили много лет, или детей, которые получили психологическую травму в результате военных действий.
Мы были много где по миру, и во многих странах, например, в Норвегии, Германии или Швеции, не нужно никакой специальной программы.
Любая обычная школа должна быть в состоянии принять ребенка совершенно с мороза.
И вот этот волонтерский центр выполняет эту роль, он устраивает детей в школы и помогает им там учиться.
Понимаете, по закону и по всяким нормам, у нас в России обычная школа тоже должна быть в состоянии принять ребенка с нарушениями развития, я сейчас уже даже не про миграцию говорю, просто какого-то особенного ребенка.
Есть дополнительные ставки, специальные кадры, технологии, профессиональные инструменты, чтобы помочь каждому ребенку быть частью школьного коллектива. Ребенку просто плохо сидеть дома, где-то в гетто, при рынке каком-то. Он быстро превращается в очень неустроенного и сердитого молодого человека. В России вообще всегда главный потенциал это люди, а не нефть.
И люди, которые здесь родились, и люди, которые к нам приехали. Мы можем и должны все это поворачивать себе во благо.
Это отдельно большая польза для студентов и волонтеров, для них это чудесная среда обитания, они ее очень любят, она очень мультикультурная, там есть студенты со всего мира, и российские, и немецкие, и американские. И часто студенты, которые сами раньше были мигрантами и преодолели какую-то очень сложную полосу в жизни, они возвращаются, чтобы помочь детям тоже стать успешными.
Какие-то наши дети очень успешно уехали в Европу, кто-то стал дипломатом. Я бы хотел заострить внимание, что очень важны судьбы и обычных людей, которые имеют право жить нормально. Имеют право на лечение, на образование.
Наша страна не от этого обеднеет, она обеднеет от воровства. А от того, что лишнего ребенка получит школа, наша страна обогатится.
Потому что она приобретет ещё одного нормального члена общества, вместо того, чтобы приобрести одного очень неадаптированного члена общества. Это альтернатива между очень плохим вариантом и очень хорошим. Ребёнок, который не учится, — это потенциальное зло, а ребенок, который учится, — это потенциальное благо.
Ксения Баранова, Филипп Киреев