«Через наш забор перепрыгивали вооруженные люди». Как россиянин превратил фабрику в театр, пережил захват и 100 фестивалей

«Нам все это не от бабушки досталось»

Мослента: Я правильно понимаю, что творческая усадьба «Гуслица» в стенах ткацкой фабрики вместе с прилегающей территорией принадлежат вам с сестрой?

Хумм: Да.

Как вы оказались здесь, в старообрядческом селе Ильинский Погост между Егорьевском и Куровским?

Х: Нам все это не от бабушки досталось. Акционерное общество «Куровской текстиль» продавало здание, и мы его купили по заявленной цене.

У бизнеса, под который здание покупалось, была приличная доходная часть. Мы с сестрой развернули тут производство — делали оформление, декорации для торговых центров и аквапарков. Крупные объекты: скульптуры, камни, водопады, искусственные заросли и все в таком духе.

Часть цехов отдали под производство, другую — под склад. Все было завалено бамбуком, корягами... И все это было востребовано. Так бы здесь и оставалось производство, если бы не идея создать арт-резиденцию.

Почему вы решили так кардинально поменять формат?

Х: Нам не хотелось всю жизнь заниматься бизнесом, мы всегда планировали выйти в пространство эксперимента. Бизнес, хоть и творческий, во многом нас обуславливал, ведь мы работали с темой заказчика. А свобода, связанная с его отсутствием, нас всегда манила и прельщала. Потому что с каждым взмахом мы от заказчиков становились все дальше и дальше.

В итоге производство мы перевезли поближе к дому инженера-технолога, а здесь стали создавать творческую усадьбу. И теперь у нас тут рай земной и фильм Mad Max под одной крышей.

Кстати, откуда на фабрике старинная чугунная лестница? Я такую видел в московском приюте, основанном Екатериной Второй.

Х: Она на сто лет старше здания. Есть документы, подтверждающие, что ее купили на распродаже имущества Салтычихи. Демидовское литье, лестница одного из ее особняков. Братья Петрушевы ее купили и поставили на своей фабрике.

Здесь вообще архитектурная история очень интересная. Все здание на стяжках, которые держат огромные чугунные шайбы в форме мальтийских звезд. Арки Монье, которые использовались до начала XX века, когда перекрытия стали делать прямоугольными.

В советские годы стены внутри покрыли керамической плиткой, прекрасные просветные окна заложили бетоном. Так что в первые годы мы снимали плитку и освобождали оконные проемы.

«Через забор перепрыгивают вооруженные люди в масках»

У вас тут было «маски-шоу» по заявке от жителей Ильинского Погоста. Можете рассказать, как это произошло?

Х: Это история про то, что у страха глаза велики, а к неизвестности пририсовывают страшные рога... Людей, у которых на фабрике прошла половина жизни, в поселке 90 процентов. Для них это место, где они трудились и получали зарплату. Действующее производство прекратило тут свое существование в 2002 году. И перемены, которые стали происходить, были местным жителям не очень понятны. Особенно когда приезжали...

Танцоры буто из Японии?

Х: И они в том числе.

В 2005 году это было, в первые выходы сюда нашей созревающей истории с арт-резиденцией.

Мы сами, конечно, не всегда учитывали нюансы восприятия. На один из праздников — день Ивана Купалы — не поставили возрастных ограничений: ни 12+, ни 16+. А надо было. На праздник приехало довольно много артистов, очень крутая французская панк-группа. И их культурный код не совпал с ожиданиями приглашенного местного населения.

Здесь есть некоторые укладные порядки на местности. И в них не укладывается панк-группа, которая выглядит вызывающе и производит звуки, не похожие на праздничные. Местные это восприняли в штыки. Перестали к нам пускать молодежь, перестали резидентов «Гуслицы» приглашать проводить занятия в школе. Довольно много времени ушло на восстановление нашей репутации, приходилось потом выравнивать отношения.

А что же с рейдом людей в масках?

Х: Это произошло до начала нашей сюда культурной интервенции. Мы тогда занимались ремонтом, и приехала большая съемочная группа — делать сериал. Они арендовали на первом этаже большой расчищенный зал. Построили там декорации, такой лабиринт-коммуналку, и день за днем снимали. Была большая группа профессиональных киношников.

Они стояли на улице, на углу здания, там, где сейчас летняя сцена. И как кадры замедленного действия все это выглядело: одновременно с нескольких сторон через забор перепрыгивают вооруженные люди в масках и бегут. А у съемочной группы декорации сосредоточены в одном месте, и все они стоят рядом и смотрят.

Рукоприкладства не было, никого не стали класть на землю. Люди в масках стали кричать что-то типа: «Предъявите ваши документы». А киношники — люди с большим опытом общения с кем угодно, говорят: «Нет, это вы предъявите документы. Из-за вас уходит оплаченное нами съемочное время. Вы на каком основании на частную территорию через забор входите на такой скорости? Для этого есть калитка и ворота. Там человек дежурит, который мог бы вас встретить и проводить».

Так они перевели общение на спокойный разговор. Из которого стало ясно, что один из местных жителей написал в ФСБ, что на территории происходит подозрительная активность. За забором бородатые люди играют в волейбол и проводят какие-то тренировки, а до этого все стояло пустым.

«Приобрели у местных властей авторитет»

У вас были прецеденты общения с местной полицией?

Х: Конечно. Самое интересное было после фестиваля «Рок и электро», который проводила местная промогруппа.

Приехало много местных, довольно дисциплинированных. Мы их сразу предупредили, что на территории алкоголь не приветствуем и не разрешаем его продавать. Но все равно было много людей в средней стадии опьянения. Мы их не пускали в здание, мероприятие проходило только в отдельно стоящем ангаре. Все закончилось без эксцессов, без драк — хорошая была организация и внутренняя охрана мероприятия.

И потом нас спрашивают друзья, которые в соседнем городе общаются с полицией: «А что это у вас за такое интересное мероприятие проходило?» А был субботний вечер, когда больше всего происходит инцидентов — стычки, хулиганство. И во всем городе за тот вечер не было ни одного вызова.

В этот момент мы приобрели у местных властей понимание и даже авторитет. У нас же нет вызовов, административных правонарушений, сами справились, своими силами. После этого местная власть, можно сказать, повысила уровень лояльности к нам.

«Дети поставили свечи под елку»

Слышал, что у вас тут был пожар на майянский конец света...

Х: Да, тогда много народу об этом тарахтело в эфире. На «Гуслице» проходил фестиваль «Начало света». Хороший молодежный фестиваль, трезвая группа организаторов, все было нормально.

К нам в гости приехали люди, у которых сломалась машина. Люди были издалека, из Краснодара, ехали в микроавтобусе, и у них было шестеро детей. Всех их поселили в мансарде над столовой, где был отремонтирован большой лофт с комнатами. Гостевого дома еще не было. И в этом лофте стояла огромная шестиметровая елка.

Классное было пространство, очень оно мне нравилось. Тогда оно располагалось под двухскатной крышей, это мы потом там пирамиду построили.

А как огонь пошел по мансарде? С чего все началось?

Х: Дети баловались со свечами и поставили их под елку.

Но когда ее завалили, потолок уже загорелся, и никакими огнетушителями его было уже не достать. Нужен был пожарный рукав с достаточной мощностью струи, чтобы на высоте шести метров сбить пламя с подшивки потолка.

Когда там загорелись столетние бревна, тушить стало бесполезно. Пожарные приехали часа через полтора, они сразу сказали: «Ребята, тут тушить мы не будем — мы тут ничего не сделаем. Надо только отстаивать большую крышу». А там три тысячи квадратов такого же столетнего дерева под кровлей начинали заниматься.

В итоге пятьсот квадратных метров крыши над гостевым домом сгорели. И все, что мы на протяжении года в этом гостевом доме делали, — четыре жилых уровня — все были насквозь пролиты водой. Всю осветительную и звуковую технику из склада нашего театра тогда украли. Кто — до сих пор не нашли.

27 декабря 2012 года это случилось, через три дня после майянского «праздника окончания времени». И действительно — это было для «Гуслицы» обнуление.

Моей сестре Ирине, которую срочно вызвали на этот пожар, художники ставили видео со своих телефонов и говорили: «Посмотри, как красиво горит».

И как вы пережили такой удар?

Х: Глядя на это все из позитивной реальности, можно сказать, что был произведен уникальный обжиг металлических балок перекрытия, из которых два прекрасных именитых художника Митенев и Плохоцкий соорудили городскую скульптуру и назвали ее «Красные гусли». Великолепная пятиметровая скульптура, во дворе у нас теперь стоит.

Они сказали: «Ребята, вы зря огорчаетесь. Стоимость этой городской скульптуры гораздо выше ущерба от пожара». И подарили ее нам.

«Мы теперь загородные жители»

Вы больше не живете в Москве?

Александра Зарахани: Нет. Мы теперь загородные жители, хотя, мне кажется, до сих пор странно это произносить.

Но какую-то связь с Москвой вы все же поддерживаете?

З: Ездим в город только за чем-то конкретным. К родителям, либо с кем-нибудь повидаться, либо купить что-нибудь, чего здесь не достать. Хотя сейчас, в принципе, с доставкой проблем никаких нет.

И еще выезжаем, наверное, под какой-то творческий процесс. К Тимофею Караффа-Корбуту в мастерскую пообщаться по поводу «Гуслицы» ездили пару раз за последние два года. С председателем Творческого союза художников России ездили встречаться...

Вы в чем-то себе отказываете, перебравшись сюда?

З: Сложный вопрос. Я очень люблю Москву. Понятно, что загородное домоуправление сложнее, чем жизнь в квартире.

А еще в какой-то момент сталкиваешься с тем, что выпадаешь из привычной городской жизни в эмоциональном плане. С точки зрения связей, контактов и всего остального. Если это специально активно не поддерживать, не звать сюда людей постоянно, то так или иначе выпадаешь из тусовок, контекстов и новостей. Может, и слава богу.

Иногда я скучаю по архитектуре, по грандиозности и масштабности созданного людьми. В Питер мы приезжаем — там прекрасные каналы, дома. В Москве — ширина улиц.

«На слете блогеров было 700 человек»

Ваша жизнь тут, всему вопреки, — это протест? Эксперимент?

Х: У нас не протестный образ жизни. Наш уникальный эксперимент сейчас является прецедентом, показывает возможность альтернативного альтернативному.

Если брать городской формат, то там все подчинено игре по установленным правилам. А здесь есть достаточная степень свободы, чтобы эти правила выработать самим и попытаться по ним поиграть.

Сколько человек в «Гуслице» живет?

З: До коронавируса здесь жили где-то 130 резидентов и волонтеров. Во время пандемии нас обязали сократить население до 50 человек. Потом стало ясно, что для постоянного проживания это оптимальное количество. А тех, кто сюда периодически приезжает из года в год, сотни и тысячи.

А сколько у вас кошек?

З: Кошечек тут живет штук 15, если не считать недавно родившихся котят. Интересная история: их пробовали ограничить в передвижениях по «Гуслице», чтобы не было всяких эксцессов. Но приходят мышки, и никакие обработки не помогают. А кошки успешно с ними справляются!

Какая тут территория, площадь помещений?

Х: По документам — около четырех гектаров. Площадь помещений — около 14 тысяч квадратов. Это включая неосвоенные чердак и часть восточного крыла здания.

Мы освоили чуть больше половины территории. Многие помещения поделили на несколько уровней.

А вместимость здесь какая по количеству гостей? Сколько максимально человек сюда приезжало?

Х: На слете блогеров было 700 человек, действовали два десятка сцен и площадок.

«Устроить тренингово-репетиционный процесс у себя на даче»

Это все ради того, чтобы создать собственный театр?

Х: Изначально было понятно, что в этом пространстве хочется делать то, что недоступно в других местах. В городских пространствах мне было трудно экспериментировать с желаемой формой.

Я занимался перформансом, и было желание устроить тренингово-репетиционный процесс у себя на даче, не ограничиваясь никакой дополнительной нагрузкой. Мы, конечно, не думали, что пространство требует таких хозяйственных хлопот. Не было ощущения, что это станет важной частью процесса. Конечно, на поверку у нас просто не было опыта эксплуатации подобных старинных руин.

Через какое-то время мы стали осознавать, что не можем в них бесконечно вкладывать, что процесс требует самодостаточности и самоокупаемости. Тогда мы поняли, что можем принимать на своей территории гостей, принимать семинары и тренинги, художественные школы, театральные лаборатории. А они могут оставлять нам какую-то копеечку, которая позволит возобновлять ресурс и продолжать самим экспериментировать.

Как вам удается энергию резидентов и волонтеров направить в творческие проекты? И получать такие результаты, которые приезжает снимать канал «Культура»?

З: У нас тут есть «заповедник» - это те процессы и люди, в которых команда проекта поверила. Они - неприкосновенны, не обусловлены результатом, даже творческим.

То есть, Андрей Колосов сидит, делает скульптуры, или мы делаем свои театральные лаборатории, и назвать это творческим результатом в социальном смысле довольно сложно. Да, спектакль по лаборатории «Бутон» приехал, снял телеканал «Культура», а маски и головы Колосова вывезли выставиться. Но нет ощущения, что это делается для достижения социального успеха, результатов.

Еще здесь есть «питомник», как мы это называем. Это те люди и процессы, которые мы стараемся поддерживать. Сюда же периодически множество людей стучится. Здесь мы уже стараемся их отсеивать не только на предмет уникальности и красоты задумки, но и того, насколько это перспективно в социальном смысле, насколько яркий результат они могут дать. Узнаваемость, упакованный творческий продукт или программу.

На что приедут гости, как на смотры, которые мы систематически устраиваем. Из чего может вырасти что-то заметное.

И есть так называемый «контактный заповедник» - это те самые базовые активности. Те люди и мастера, кто очень хочет взаимодействовать с другими людьми, с гостями, с детьми. Проводить мастер-классы, передавать свое умение, транслировать свое творчество, а не «отшельничать».

«Топка котлов занимает больше времени, чем театр»

Как устроена театральная жизнь в «Гуслице»? Как возникли те лаборатории, которые вы систематически проводите?

З: Когда я сюда приехала, театра-то было очень мало. Хотя изначально Миша строил «Гуслицу», чтобы заниматься именно театром. И я на это купилась, потому что приехала сюда с театральным тренингом и думала: «Ну, наверное, тут мы будем счастливо жить с творческой командой и экспериментировать». Нифига, большую часть времени он занимается стройкой, а я — мероприятиями.

Михаил умело расставил ловушку, чтобы заманить и завоевать вас, Александра!

З: Ха-ха! Получается, тут невозможно взять и бросить поддержку общих процессов, других людей, приезжающих гостей, арендаторов.... Да, от количества «общественной работы» устаешь. Хочется иметь более свободную голову и больше времени для творчества, а здесь это сложно. Но бросать этот большой корабль тоже не хочется. К тому же Миша уже пробовал так делать, еще до нашего знакомства. Пожар случился, когда он уехал в Индию, оставив «Гуслицу».

Х: И я был уверен в ее успехе.

З: Второй раз Миша попробовал уехать — случился рейдерский захват.

Х: Да, это парадокс, конечно.

З: В наших отношениях с «Гуслицей» возможно только устанавливать здоровую дистанцию. Уезжать периодически на более-менее длительный срок — месяц, полтора или полгода. Переключаться. И тогда оно все более-менее выравнивается-выстраивается, и то потихонечку-потихонечку...