«Надо ли пользоваться духами при выходе в Zoom?»: новые правила эпохи коронавируса

«Гардеробные практики эпохи пандемии»

Людмила Алябьева, историк моды, редактор журнала «Теория моды. Одежда, тело, культура»

Мы все были вынуждены переключиться на COVID, мир превратился в лабораторию — в том числе для историков, теоретиков и всех потребителей моды. Поскольку мы в прямом эфире получили возможность наблюдать, как меняется наш гардероб в отсутствие социальных поводов одеваться.

Я сегодня делюсь своими наблюдениями в качестве редактора журнала «Теория моды. Одежда, тело, культура», поскольку мы успели не только понаблюдать, но и 10 июня провели большую конференцию, которая была посвящена «новой нормальности» — одежным и телесным практикам эпохи пандемии. Надо сказать, что если бы не пандемия, то никогда в жизни мы бы не провели конференцию, где за один день послушали доклады 50 коллег со всего мира. Мы начали в 10 утра в Австралии, а закончили в 22.30 в Канаде или в Штатах. Онлайн прошлись по всему миру — такое беспрецедентное совершенно явление.

По иронии судьбы я начала заниматься близкой темой еще прошлым летом. Не потому, что предсказала COVID-19, а потому, что начала заниматься домашней одеждой. И как только стало понятно, что мы все уходим домой и в ближайшее время не выйдем, я сразу подумала о том, чтобы сделать серию интервью на тему изменений гардероба и отчасти телесных привычек, которые с нами произошли в ситуации самоизоляции и социального дистанцирования.

Я стала распространять анкеты среди своих коллег и студентов. Пользовалась положением, чтобы зафиксировать, как изменился гардероб в изоляции, чем отличается то, как вы одеваетесь, просто работая из дома, от того, как одеваетесь на лекции и семинары, когда предстоят онлайн-встречи; заметили ли какую-то динамику в том, как одевались в начале карантина, и потом, когда стало понятно, что это надолго.

Меня очень интересовал онлайн-формат, поскольку все мы сейчас сидим и наблюдаем верхние части друг друга, а что там происходит в нижней, карнавальной части нашего тела — мы даже думать не хотим. Потому что онлайн-формат предполагает хорошо курированную и вычищенную верхнюю часть, а что там происходит внизу — остается на совести участника видеоконференции.

Стало интересно, насколько вообще видоизменилась домашняя одежда, если она изменилась. Есть ли вещи, которые традиционно воспринимались как предназначенные для публичного пространства? Есть ли вещи, которые изменили свой статус? И, наконец, был еще один вопрос, который мне казался очень интересным: как вы оденетесь в первый день выхода из изоляции?

Надо сказать, что среди трендов лидировал и продолжает лидировать «пижамный шик». Очевидно, что за время изоляции в большинстве своем люди прикипели к пижамам. Но большинство наших коллег — ученых, лекторов и профессоров — все-таки вынуждены были выходить в онлайн и читать лекции. Им, конечно, приходилось как-то одеваться. Студентам в меньшей степени, потому что с ними мы сталкивались в основном в качестве черных окошек в Zoom. И очень интересно, какие разные стратегии в этом смысле используются.

Во-первых, понятное дело, что в домашних условиях мы меньше склонны носить какую-то структурирующую одежду вроде пиджаков и брюк. Хотя находились те, кто говорил, что для настройки на рабочий лад им обязательно нужно надеть пиджак и брюки. Некоторые даже рапортовали об обязательном ношении каблуков, но это уникальные случаи. В основном все пошли по пути релаксации гардероба в сторону кежуальности, и любопытно в этом смысле, что как раз те, кто проводил большую часть в Zoom, очень активно работали с верхней частью, усиливая верх, пытались что-то подчеркнуть в своем виде выше пояса.

Женщины рапортовали, что начали активнее пользоваться макияжем, в топ попала красная помада. Очень много каких-то хитростей возникло в гардеробных практиках эпохи пандемии. Очень часто у университетской профессуры дискуссии о том, как одеваться, выливались в пространство Facebook. И я с начала пандемии наблюдала невероятные диалоги уважаемых коллег на темы вроде «надо ли пользоваться духами при выходе в Zoom?». По этому поводу возникало большое количество интересных замечаний. (...)

Во время пандемии юмор и ирония стали способами защититься от надвигающейся информации. В частности, было довольно много забавных картинок «как ты себя воображал в эпоху апокалипсиса и чем все закончилось». Понятно, что закончилось все пижамой. Вообще, очень любопытно, как домашняя одежда была пересмотрена и как она из невидимого игрока превратилась в основного агента. В этом отношении любопытно было посмотреть не только на стратегии индивидуальных носителей, но и на то, что делали в это время магазины: они дружно перешли в онлайн, и выяснилось, что вся витрина заполнилась домашним гардеробом. Домашнее подавалось как единственно актуальное на данный момент.

Я уже говорила про Zoom, там разворачивалась невероятная драма. Выяснилось, что отсутствие социальных поводов выходить, наряжаться и одеваться не обозначает, что наши отношения с одеждой закончились. Напротив, они во многом стали гораздо более интенсивными. Потому что по сути мы оказались на три месяца закрыты наедине с тем гардеробом, который успели наполнить до пандемии. И наши отношения с тем, что мы уже имели, стали намного более разумными и вдумчивыми.

Очень многие фиксировали, что заново открыли для себя какую-то одежду, о которой успели давным-давно забыть. Также среди креативных граждан появился тренд на починку, кастомайзинг, ребрендинг каких-то уже имеющихся в обиходе вещей, что позволило историкам и теоретикам моды заикнуться о том, что, возможно, мы пришли к моменту, когда поймем, что нам очень мало надо, и будем с этим дальше жить. Но, боюсь, что, как и с воздухом, и с авиасообщением, этот тренд не задержится. Тут может быть много разных прогнозов.

Говоря о творческом переосмыслении гардероба, хочу отметить интересный тренд во время карантина, когда произошел взрыв разных креативных проектов вроде pillow challenge. Или еще случился интересный проект — bin isolation outing, — когда люди фиксировали свой праздничный выход на помойку. И для России это была вполне типичная история. Я очень хорошо помню эти замечательные мемы, обыгрывающие ситуацию, когда вынос мусора является единственным социальным поводом, чтобы как-то принарядиться.

Любопытно, что разные формы креативности охватили граждан — в частности, все фиксировали растущий интерес к готовке. Но я в большей степени обращала внимание на то, как возрос интерес к практикам производства одежды, будь то вязание, шитье, переделка. Мы наблюдали и по-прежнему наблюдаем этот рост.

Не знаю, чем дело кончится, потому что бросать это я ни в коем случае не планирую. Мы провели конференцию и начали работать над коллективной монографией. Очень надеюсь, что на это не уйдет много времени, постараемся как можно скорее это все отрефлексировать. Одновременно мы с коллегами из британского Саутгемптонского университета начинаем большое исследование, посвященное креативности эпохи пандемии.

Что важно, я своих студентов во время пандемии всячески пушила документировать свои процессы, поскольку ситуация уникальная. Многие взялись вести карантинные гардеробные дневники, но немногие довели дело до финала. Тем не менее это тот материал, с которым нам, как историкам и теоретикам моды, очень интересно работать. Поэтому собранные результаты интервью тоже представляют собой ценный источник информации.

Если продолжить эту тему с креативностью, то один из таких любопытных сюжетов касается пошива масок. Здесь действительно креативность не знала границ — из чего только их не делали в тот момент, когда начали вводить масочный и перчаточный режим! Мне удалось собрать несколько любопытных историй, которые развивались примерно по одному сценарию: в ситуации с закрытыми магазинами нет возможности купить новую ткань, поэтому начинают перебирать то, что есть. Зачастую находят отрезы, оставшиеся еще с советских времен у мам и бабушек, и из них шьют эти замечательные маски.

У нас на конференции был целый блок, посвященный маскам, и интересно, что и в Британии, и в Штатах, и в Греции тоже перешивались какие-то вещи, поскольку доступа к новой ткани не было ни у кого. Еще любопытно с маской отметить следующее: не знаю, как у вас складываются с ними отношения, но мода часто приводит к нормализации каких-то практик. Если сначала это была какая-то медицинская необходимость, то сейчас мы наблюдаем тренд на то, чтобы маска стала частью модного высказывания и в конечном итоге нормализовалась как одежный аксессуар. Поживем — увидим, чем дело кончится. Пока продолжаем наблюдать в прямом эфире, что происходит.

«Псевдомедицинские советы, конспирологические слухи и ложные предупреждения»

Александра Архипова, фольклорист, антрополог

Надо сказать, что слухи, конспирология, безумные утверждения и сообщения, которые мы получаем, — ко всему этому существует два подхода. И во время эпидемии обострилась война между этими подходами.

Часть ученых исследует содержание слухов и фейков. Тут главный вопрос — чем именно они опасны и как это доказывается. Другие исследователи считают, что слухи и прочая «мусорная» информация, как ее называют, в конкретных случаях на коротких промежутках времени могут быть опасны.

В целом они возникают не просто так, это некоторый инструмент адаптации, дающий нам эволюционное преимущество. Сегодня про эти две вещи поговорим очень коротко. Итак, приведу краткий перечень наблюдений и открытий, которые за последние четыре месяца были сделаны о слухах, фейках и прочих примерах misinformation (англ. «дезинформация» — МОСЛЕНТА).

Ученые часто открывают какие-то очевидные вещи: в эпоху социальных катастроф резко вырастает уровень misinformation, и это не просто приводит к каким-то плохим для социума вещам, это и есть механизм эволюционной адаптации. Слухи и любая информация, распространяемая неофициальным путем, позволяют нам склеивать отношения людей друг с другом. Какая-нибудь мама получает рассылку в WhatsApp и пересылает ее в родительский чат, она таким образом выражает заботу, показывает: «смотри, я рядом с тобой, я тут, я забочусь о тебе».

На самом деле это misinformation, который возникает в случае социальных катастроф. Их бывает много и разнообразных типов. Как правило, когда исследователи это описывают — они обращают внимание на содержание, но не на типы.

Наша исследовательская группа нашла разные типы, среди которых — псевдомедицинские советы и конспирологические слухи, ложные предупреждения из серии «вертолеты завтра нас обрызгивают».

Это три самых частотных типа, и на первом этапе развития эпидемии лидировали псевдомедицинские советы. Например, рассылка от имени несуществующего врача Юры Климова из Уханя набрала за два месяца 300 тысяч репостов, что очень много.

Меня просили рассказать забавные истории. Вот, например, китайский народный совет пить горячую воду и дышать глубоко, чтобы проверить, есть ли у тебя коронавирус. В конце января 2020 года этот совет был переведен с помощью гугла на русский язык, и люди стали приписывать к нему советы. Сначала он шел от имени китайских врачей, потом там появилась фигура несуществующего Юры Климова. Таким образом это сообщение распространялось, и большое количество людей участвовало в приписке советов. В то же время эта цепочка пришла на американскую почву, и там стала списком советов от Стэнфордского университета.

Стоит задуматься, кому мы доверяем больше: американцы предпочитают приплетать Стэнфорд, а мы — нашего молодого врача, который работает где-то там, в центре событий. Эти три типа — разные по тому, как к ним относятся. Псевдомедицинские советы и конспирология меняют поведение людей в сторону отказа от медицинских предрасположенностей. Об этом говорили врачи еще в начале эпидемии, именно поэтому много сил было потрачено на изучение псевдомедицинских советов и слухов.

Пандемия дала возможность доказать, что псевдомедицинские советы и конспирология меняют поведение людей. Например, те, кто придерживается убеждения, что коронавируса не существует, что это выдумка заинтересованных лиц или что опасность сильно преувеличена, не носят маски, не соблюдают дистанцию, навещают друзей, позволяя тем самым вирусу распространяться. И наоборот — те, кто вынужден выходить на улицу, оправдывают свое поведение тем, что никакого коронавируса не существует. Эти два параметра так или иначе находятся в зависимости.

Кроме того, было американское исследование, показывающее, что люди, которые смотрят Fox News — сильно правый националистический канал, особенно ведущего Шона Хеннети, который в феврале занимал позицию жесткого и язвительного COVID-скептика, — имели вероятность заболеть и умереть на 30 процентов выше, чем их сограждане. Таким образом, псевдомедицина и конспирология меняют поведение людей и приносят довольно ощутимый вред, который можно хорошо измерить. В то же время подключаются юристы.

У нас появилось два закона о фейковых новостях: административный и уголовный. Как правило, наша власть игнорирует псевдомедицину и конспирологию, но сажает массово за «бойтесь больницы N», «слишком много зараженных» и за якобы ложные предупреждения выписывает штрафы, заводит уголовные дела.

Гораздо опаснее конспирологические слухи и псевдомедицинские советы. Было проведено несколько исследований, пока лабораторных, в которых пытались выяснить, что влияет на распространение этих текстов. Не влияют ни пол, ни раса, ни образование, влияют высокий уровень базовых научных знаний, аналитической рефлексии. Влияет как на распознавание, так и на желание такие новости распространять. Люди с большим багажом научных знаний плохо такие вещи распространяют.

И, наконец, воздействию конспирологии в условиях социальной катастрофы больше подвержены слабозащищенные группы. Последний опрос ВШЭ показал: те, кто разделяет убеждение, что коронавирус — это выдумка, как правило, либо были вынуждены работать во время пандемии, либо лишились своего дохода,. Так или иначе, по отношению к пандемии они были слабо защищены. Именно они гораздо больше и с уверенностью говорят о том, что ковида нет, в отличие от тех, кто сидел в своих квартирках, вел занятия по скайпу и участвовал в конференциях. Такие люди сильнее защищены и меньше склонны считать, что коронавирус — это выдумка.

Еще одно открытие: сейчас проведено подробное британское исследование конспирологии, с результатами которого можно сравнить наши данные. Выясняется, что 23 процента россиян и 20 процентов британцев на конец мая считали, что коронавирус — это выдумка заинтересованных лиц. Вам кажется, что вот она, родная конспирология, рядом, однако на самом деле нет. Выясняется интересный момент. У британцев в основном это связано с представлениями об опасности международных корпораций и международных олигархов: «Билл Гейтс нас всех чипирует». Или опасными в этих теориях заговора являются этнические враги: на первом месте — мусульмане, на втором — евреи. В то же время у России особый путь конспирологии. Это не значит, что мы не верим в Билла Гейтса. У нас порядка 1,5 миллиона текстов, и в них он занимает почетное второе место в топе конспирологических теорий. Однако в российской конспирологии большое внимание уделяется «внутреннему врагу» — это, как правило, правительство, политические элиты и даже «Яндекс».

Таким образом, если британская конспирология гораздо более ксенофобна и традиционна по своему устройству, то наша традиционная российская склонна к политическому протесту. В том и другом случае конспирология является языком, с помощью которого слабозащищенные и непривилегированные группы разговаривают и объединяются. Но в российских условиях мы объединяемся против действия тех или иных представителей политических элит.

«Что на самом деле произошло с климатом?»

Юлия Кузнецова, географ, научный журналист

Много мифов про это все читали: мне кажется, каждое СМИ уже написало о том, что «останавливается глобальное потепление». Я постараюсь сегодня рассказать, что мы знаем об этом на данный момент и какие исследования, собственно, начинаются. Потому что, в отличие от многих других научных направлений, климат исследовать быстро не получается, только сейчас запускаются исследования. А все, что мы видели до сих пор, — это больше анализ текущей ситуации. В долгосрочной перспективе мы будем смотреть, что у ученых получится.

Я поговорю не только про климат, но и про воздух, про его качество, поскольку это одна из важных тем, которые возникли на фоне пандемии и глобального локдауна промышленности, транспорта и прочих активностей человечества.

Продолжая разговор про мифы и высказывания: очень много было публикаций, касающихся якобы останавливающегося глобального потепления, которое на самом деле никоим образом не отменяется.

Очевидно, что есть снижение выбросов в этом году, но оно не такое большое. И если мы выбрасывали 30 с лишним миллиардов тонн СО2, а теперь снизили наши выбросы на несколько процентов — по разным оценкам, от 4 до 10, — то это небольшое снижение никаким образом остановить потепление не может, потому что основное количество выбросов сохраняется.

В подтверждение — графики обсерватории Мауна-Лоа на Гавайах, которая находится на удалении от всех искусственных источников СО2, поэтому их данные часто используют для иллюстрации перемешанного количества углекислого газа. По их сведениям, концентрация СО2 в атмосфере продолжает расти, несмотря на то, что во время пандемии количество выбросов снизилось.

Второй сюжет, который связан с климатом, — это изменение качества воздуха. И тут мы действительно наблюдаем серьезный эффект по всему миру, особенно в крупных городах. В качестве иллюстрации я взяла две карты Европы. В Западной Европе в 2019 году были видны яркие пятна загрязнения от большого количества смешанных частиц в тропосфере, а в 2020 году они стали значительно меньше. Такие карты можно найти практически на любой регион, очень яркие карты в Китае — например, тот же самый Ухань. Вообще, в китайских регионах, которые славятся мощной промышленностью, очень сильно очистился воздух, и результаты этого касаются людей напрямую.

В среднем ученые оценивают количество преждевременных смертей, связанных с загрязнением воздуха, в 8,8 миллиона человек в год. В этом году мы не знаем пока данных, но есть предварительные оценки ведущего норвежского института по изменениям климата. Они надеются, что от 50 до 100 тысяч преждевременных смертей удастся избежать благодаря тому, что в крупных городах и промышленных центрах временно улучшилось качество воздуха.

Здесь мы говорим, конечно же, о мегаполисах. Главных причин здесь много: это не только закрытие заводов, но и снижение транспортной активности. В Москве очень сильно очистился воздух, по Нью-Йорку есть цифры, которые показывают, что после снижения активности работы наземного транспорта качество воздуха улучшилось на 50 процентов. Здесь мы прежде всего говорим о взвешенных частицах, на которые налипает куча разных оксидов азота и прочих веществ, вредных для человека.

В отличие от концентрации СО2, которая плавно меняется в течение года и не так быстро реагирует на изменения, эти загрязняющие вещества возвращаются очень быстро. Как только мы запускаем завод, все снова возвращается на прежний уровень. Поэтому о каких-то долгосрочных эффектах говорить рано. Это уже скорее вопрос к экономистам: как изменится экономическая модель, изменится ли транспортная активность в городах?

Я нашла хорошие иллюстрации, как восстановилось ВВП после предыдущих крупных эпидемий. Тут есть испанский грипп, гонконгский грипп, SARS начала XXI века. Практически для всех эпидемий прошлого характерен V-образный экономический выход из эпидемии, и многие ожидают сейчас подобного.

Еще один эффект по вопросам климата связан с тем, что сильно снизилась авиационная активность. У мировой метеорологической организации выходила огромная статья-обзор, и, по их данным, ковид влияет на метеорологические системы наблюдения. Количество самолетов снизилось на 70-80 процентов, а в африканских странах, например, на 90-100 процентов.

Это приводит к тому, что ухудшается качество метеорологических прогнозов. При этом исследований на эту тему пока не было. Как минимум 10 процентов данных собираются именно самолетами: реальные данные в реальном времени о температуре, силе ветра. А при том, что у нас происходят глобальные изменения климата и различные опасные процессы продолжаются, их частота растет, нам, безусловно, важны точные прогнозы. Такой опосредованный эффект пандемии мы сейчас наблюдаем. (...)

К сожалению, в России пока не начато никаких серьезных исследований. Связано это с тем, что у нас вообще довольно долго происходит процесс подачи заявок и получения финансирования. Я знаю, что некоторые заявки разрабатываются и подаются в Институте физики атмосферы, но пока результатов никаких нет. Будем смотреть, что получится: я надеюсь, нас ждут разные интересные и неожиданные результаты, потому что фактически мы проживаем уникальное время, когда пандемия создала лабораторию по исследованию климата. Вряд ли экономика позволила бы просто так выключить заводы на несколько месяцев, чтобы посмотреть, что будет.

«Как переход в дистант влияет на учителей и школьников»

Илья Захаров, психофизиолог

Сейчас идут исследования, которые могут привести к крайне любопытным результатам. Я расскажу о тех, в которые сейчас вовлечен.

Первое проводится нашим центром — это большое исследование про то, как переход в дистант влияет на учителей и школьников с точки зрения их эмоционального и когнитивного состояния.

От эмоционального состояния мы понятно чего ожидаем: всем становится сложнее. Эмоционально это большая трудность для людей — выживать в таких условиях. Большинство учителей жалуются, что и уставать они стали сильнее, и времени тратится гораздо больше. Чтобы готовиться к дистанционным урокам, в полтора-два-три раза больше люди тратят времени. Это непрекращающийся стресс, который нужно зафиксировать, чтобы потом иметь возможность его обсуждать при попытках всех перевести на дистант навсегда. Наши данные говорят о том, что это преждевременно и будет дорого стоить людям, которые вовлечены в этот процесс.

Более интересная история связана с тем, что переход на дистантное образование происходит очень неравномерно. Для большей части учеников, несмотря на формально имеющийся дистант, весной этого года образование прекратилось. Мы оказались в уникальной ситуации, когда часть детей не учатся в школе, и мы имеем способ измерить влияние на когнитивные факторы, которые с этим связаны.

В науке ведется спор о том, насколько эффективны различные когнитивные игры, которые обещают вам улучшить память, внимание — что угодно. Большинство результатов не подтверждаются. Из всего того, что известно, мы можем заключить, что наши познавательные способности улучшаются в первую очередь благодаря школе. Удивительным образом количество лет, проведенных там, в среднем повышает интеллект учащихся.

До этого невозможно было проводить такие исследования, в нашем распоряжении были только косвенные показатели и математические модели, которые позволяют получить такие выводы. Сейчас вместе с дистантом появилась возможность экспериментально получить детей, которые находятся в похожих условиях.

В одних случаях школы смогли себе позволить переход в дистант, а в других — нет. Могут быть довольно похожие по другим показателям учебные заведения, и у нас действительно будет возможность посмотреть, насколько школа влияет на когнитивные функции с экспериментальной точки зрения. Результатов пока нет, они только собираются: мы получили данные нескольких тысяч школьников и нескольких сотен их учителей. Ждем второй волны исследования осенью, когда сможем замерить долгосрочные эффекты такой уникальной ситуации. (...)

Полное видео дискуссии «Новые исследования во время пандемии», организованной филиалом Музея Москвы — Центром Гиляровского, можно посмотреть здесь