Кризис жанра

Литературный мир столицы уже не первый год переживает практически потрясения, причем в самых разных областях: массовое закрытие книжных магазинов, кризис российского ПЕН-центра (отделение международной правозащитной организации писателей, поэтов и журналистов), общее снижение интереса к чтению литературы как русской, так и иностранной. О болевых точках столичного литературно мира МОСЛЕНТА поговорила с писателем Виктором Ерофеевым.

Литературный город

—Уже не первый год в столице закрывается по несколько десятков книжных. В большинстве столиц мира гораздо больше книжных магазинов на душу населения, чем в Москве. Как вы считаете, Москва все еще книжный и литературный город?

Москва, конечно, традиционно книжный город. И когда мы говорим традиция, это значит, что она присутствует несмотря на все трудности. Если брать количество улиц и памятников, посвященных литературе в Москве, оно внушительно. Правда, тут нельзя впадать в оптимизм.

С другой стороны, нельзя углубляться в пессимизм, потому что страны Европы и Северной Америки тоже проходят через этот кризис и находят способы выживания. В Париже и Германии, например, полно книжных магазинов. Тут надо и уметь делать бизнес, и уметь приводить литературу в состояние необходимости в человеческой жизни. Еще важно находить писателей, которые умеют давать какую-то литературную энергию. Хороших писателей сейчас вообще мало в мире, но, тем не менее, они есть. Мне кажется, еще можно ситуацию спасти, остановить это общее падение.

—На ваш взгляд, нужно ли сейчас открывать больше магазинов с иностранной литературой в Москве?

Вообще я считаю, что необходимо действительно глубже знать то, что происходит в литературах и культурах других стран. В Европе и Америке, например, принято иметь магазины в которых есть альбомы и художественная литература на разных языках. У нас это не совсем принято.

В таком случае и стоит открывать больше магазинов с литературой на иностранных языках. Иначе получится как в 90-х. Я был свидетелем того, что у нас пытались организовать американские магазины с книгами и торговлю европейскими книгами. Сначала к нам хлынула иностранная печать, газеты, журналы, а потом все сошло на нет, потому что никто не покупал.

Сейчас, например мы говорим, что американцы как бы изолированы, до них далеко. Мне кажется, что им до нас еще дальше. Да и когда находишься в Париже или в Риме там жители страшно удивляются, что до Москвы лететь гораздо ближе, чем до Америки. У них тоже такое ощущение, что мы далеко. И мы это никак не снимаем.

Раскол ПЕН-центра

—Так называемый кризис российского ПЕН-центра продолжается. Как вы оцениваете происходящее в организации?

(Пояснение редакции: участники правозащитной организации уже не первый год говорят о расколе центра, в начале 2017 года из ПЕН-центра вышли Лев Рубинштейн, Борис Акунин и Александр Иличевский, был исключен журналист Сергей Пархоменко)

То, что сейчас происходит в ПЕН-центре — часть чудовищного раскола всего интеллектуального общества Москвы, да и России. Это раскол не на две части, а на несколько разных. Такого раскола не наблюдалось даже в советские времена. Да, тогда были люди, которые старательно писали за советскую власть, обслуживая начальство, были и люди независимые, но как ни странно, было ощущение, что это одно зеркало культуры.

ПЕН-центр это только отразил, и я действительно, как говорят в некрологах, с чувством глубокого сожаления и соболезнования отношусь к этому трагическому событию, к тому, что ПЕН-центр раскололся. Меня тоже поперли из исполнительного комитета, а ведь я один из создателей шведского отделения центра.

Власть в центре перешла к тем людям, которые готовы идти на гораздо больший компромисс с властями и помалкивать в каких-то случаях. Эта сторона уже проявила свою чудовищную сущность. Хотя стилистически неправы обе стороны. Я из ПЕН-центра не выходил. Я считаю, что у этой организации должно быть будущее, если все те люди, которые мыслят иначе выйдут, что тогда будет.

Это ведь, прежде всего, школа толерантности, школа взаимопонимания. Сейчас ровно наоборот. Мне кажется, что основная функция центра - правозащитная, но на этом пути пока мало достижений.

Если дальше ПЕН-центр будет вставать на колени перед властью, зачем мне там находиться. Социальный темперамент должен присутствовать, но если социальный темперамент задавливает то, что ты делаешь как писатель, тогда ты уже не писатель, а общественный деятель.

О читаемых книгах и любимых местах

—Виктор Владимирович, какие книги вы сейчас читаете?

Сейчас прямо перечитываю «Вторую книгу» Надежды Яковлевны Мандельштам. С большим удовольствием. У меня об этой книге было какое-то спорное мнение, а сейчас я вижу, что Надежда Мандельштам создала поразительно живой образ Ахматовой и вообще времени. Очень много в книге о народных ценностях, о том, как по стране прошел советский бульдозер, как много уничтожил и перепахал. Параллельно читаю и что-то из классики. Это может быть и Шекспир, и Кафка, и Джойс. Просто потому, что они глубоки и убедительны и в плане смысла, и в плане формы. После этого очень трудно браться за что-то другое.

—Так как мы городское СМИ, хочу вас спросить о любимом месте в столице.

У меня несколько любимых мест. Я с детства очень люблю одно подземное место - это метро Маяковская. Я там жил все детство. Удивительно красивое место. Просто мне казалось, что это идеальное пространства. Там рядышком возле сегодняшнего театра имени Моссовета поразительный уголок — сад «Аквариум». Было ощущение, что Москва и время там останавливаются. Сейчас я живу в районе Плющихи, и, надо сказать, выйти на крутой берег и посмотреть на Москву-реку от Университета до Белого дома тоже, конечно, очень приятно, сильное впечатление производит.