«По душе пошло, по всем жилкам!» Как 405 лет назад в Москве появился чай и почему москвичи без него не могут

Диковина из Поднебесной

Как попал чай в наше Отечество? На сей счет есть несколько версий. Согласно одной из них, несколько русских казаков, среди которых был Иван Петлин, 405 лет назад, в 1618 году совершили путешествие из Сибири в Китай. Там путешественника угостили чаем. Незнакомый вкус гостю понравился, и он прихватил несколько диковинных листьев домой.

По другому предположению, в том же году царь Михаил Федорович Романов получил в подарок от китайских послов несколько ящиков чая. Но пришелся ли он по вкусу монарху, неведомо. Однако известно, что русские купцы стали привозить чай из Поднебесной.

В XIX веке чай пили едва ли не в каждом доме Белокаменной. Напиток был стихией, увлечением, наслаждением, необходимостью. По свидетельству бытописателя Ивана Кокорева, изложенному в эссе «Чай в Москве», горожанин «скорее согласится отказать себе в другом каком удобстве жизни, даже не испечь пирогов в праздник, чем не напиться чаю хоть раз в день». Он же писал, что даже у бедняков, живущих в тесных каморках, на видных местах высился начищенный самовар. О нем, впрочем, позже.

Подавали чай в ресторанах, трактирах, закусочных, на постоялых дворах, почтовых станциях. И на гуляньях — в Сокольниках, Петровском парке. Во время царствования Александра II в Москве появились чайные. Там к напитку подавали молоко, сливки, бублики, баранки, масло, колотый сахар. Водки и прочих горячительных напитков в чайных не водилось.

Для этих заведений правительство установило минимальную арендную плату и низкий налог. Основными посетителями были крестьяне, приехавшие на рынки и извозчики. В чайных, которые открывались рано утром, простой народ валил валом. Едва усаживались посетители за стол, тут же требовали у полового чай: обычно «пару» — большой чайник с кипятком и маленький — с заваркой. Ну, и сахарку несколько кусков. Пили с ним вприкуску.

Дорогое удовольствие

По всей Москве разносился шум самоваров, поставленных на угли. И было это не просто пыхтенье и свистенье. Кокорев улавливал в этих звуках мелодию: «То затянет ее дребезжащим голоском подгулявшего старика, то хватит пронзительного дисканта, то возьмет мягкого тенора, из него возвысится до громкого basso cantante и вдруг спустится в певучее mezzo soprano. Замолкнет на минутку, как будто раздумывая о чем-то, и зальется опять звонкой песней, то радостной, то заунывной…»

По одной из версий, родиной самоваров была Тула. На самом деле их начали изготавливать на Иргинском заводе, что в Приуралье. Известны имена первых российских самоварщиков — это братья Лисицыны, Иван и Назар. 245 лет назад, в 1778 году они смастерили первое свое изделие. Есть за что поднять дымящуюся кружку любителям чая!

Между прочим, чай в Москве был дорогим удовольствием, ибо везли его издалека, долго, на перекладных. К тому же, купцам приходилось в пути платить пошлину, раскошеливаться на прокорм возчиков, охрану от лихих людей, то бишь, грабителей… Словом, качественный напиток из Китая могли себе позволить лишь состоятельные люди.

По всей вероятности, таковыми были господа Ларины из пушкинского «Евгения Онегина»:

Смеркалось;

На столе, блистая,

Шипел вечерний самовар,

Китайский чайник нагревая;

Под ним клубился легкий пар.

Разлитый Ольгиной рукою,

По чашкам темною струею

Уже душистый чай бежал,

И сливки мальчик подавал…

Поначалу чай продавали в небольших лавках. Но с годами за дело взялись всерьез, и стало расти количество солидных чайных магазинов. К концу XIX столетия в Москве их было уже более 80-ти. Самые известные — Перлова, Высоцкого, братьев Поповых, Боткина, Губкина. Торговали они уже не только китайским чаем, но и русским, плантации которого были заложены в Крыму.

Разумеется, представителям низших сословий хороший чай был не по карману, и они довольствовались жидким, много раз заваренным, потерявшим цвет и запах. Про такое питье говорили: «Сквозь него всю Москву видно». Еще он звался «Белые ночи».

Вокруг кипящего самовара

Мужчины, имевшие отношение к чаю, звались «чайниками», а женщины — «чайницами». И фамилия Чайковский указывает на то, что предки его владельца имели отношение к ароматному напитку. Стало быть, и наш великий композитор – тоже…

Обычай просить «на чай» появился у ямщиков в XIX веке. Выражение стало правилом, и мелочь обильно сыпалась в ладони лакеев, половых, швейцаров, парикмахеров. Один из путешественников писал по этому поводу: «Петербуржец, уже захваченный европейской культурой, шепотом просит на чай, москвич же честно просит на водку».

И снова Кокорев: «Кто знает Москву не понаслышке, не по беглой наглядке, тот согласится, что чай — пятая стихия ее жителей и что, не будь этой земной амврозии, в быте москвичей произошел бы коренной переворот».

Разговор хозяина с гостем после взаимных приветствий обычно продолжался так: «Покорнейше прошу выкушать со мной чаю». Пришелец соглашался, устраивался на стуле. Но одним стаканом дело не заканчивалось. Завязывался разговор, слово бежало за словом, остывший самовар подогревался снова и снова. Лица багровели, усы и бороды обильно увлажнялись, но жажда долго не унималась.

Тут будут уместны строки Петра Вяземского:

Час дружеских бесед у чайного стола!

Хозяйке молодой и честь и похвала!

По-православному, не на манер немецкий,

Не жидкий, как вода или напиток детский,

Но Русью веющий, но сочный, но густой,

Душистый льется чай янтарного струей.

Теперь слово Островскому, нашему известному драматургу. Стоит заметить, что герои пьес Александра Николаевича к чаю были пристрастны. Как, впрочем, и он сам. То, что Островский подглядел в московской жизни середины XIX века весьма интересно: «…В четыре часа по всему Замоскворечью слышен ропот самоваров... Если это летом, то в домах открываются все окна для прохлады, у открытого окна вокруг кипящего самовара составляются семейные картины. Идя по улице в этот час дня, вы можете любоваться этими картинами направо и налево. Вот направо, у широко распахнутого окна, купец с окладистой бородой, в красной рубашке для легкости, с невозмутимым хладнокровием уничтожает кипящую влагу, изредка поглаживая свой корпус в разных направлениях: это значит, по душе пошло, то есть по всем жилкам...»

Под стук вагонных колес

Чаем упивались, конечно же, не только в Замоскворечье, но и на Арбате, в Хамовниках, на Пресне, Сухаревке, Лубянке. Не зря же масса пословиц и поговорок посвящено этому священнодействию: «Выпей чайку — забудешь тоску», «За чаем не скучаем — по семь чашек выпиваем», «Чай не пить, так на свете не жить», — и так далее.

Этой теме посвящены картины русских художников — Владимира Маковского, Константина Коровина, Василия Перова. У последнего есть полотно под названием «Чаепитие в Мытищах близ Москвы». Те места славились отменными источниками и богатыми чайными дворами. Кстати, во времена Екатерины Великой в Мытищах был построен водопровод, снабжавший Белокаменную.

Пассажиры, которые в прежние времена отправлялись из Москвы, вынуждены были брать с собой не только поклажу, но и чай, чайник с посудой, провизию. Штрих той давней жизни отражен в «Двенадцати стульях» у Ильфа и Петрова: «Когда поезд прорезает стрелку, на полках бряцают многочисленные чайники и подпрыгивают завернутые в газетные кульки цыплята…» Ну, а кипяток пассажиры покупали на станциях в специальных будках, которые назывались «кубовые». Только в советское время его стали давать бесплатно.

Со временем чай — и непременно в подстаканниках — стали предлагать в вагонах, где были устроены титаны. Эта традиция сохранилась и поныне. Едва пассажиры разложат вещи, переведут дыхание, справятся с волнением — ведь во все времена они, бедолаги, боятся опоздать на поезд, — как к ним спешит проводник: «Чаю не желаете?» И редко кто отказывается от такого предложения, ведь так здорово, под стук колес, глядя на пробегающие за окнами пейзажи, прихлебывать душистую амброзию.

Для пущего настроения недурно завести старую, задорную песенку: «У самовара я и моя Маша, / А на дворе совсем уже темно. / Как в самоваре, так кипит страсть наша. / Смеется месяц весело в окно…»