«Главное — угадать, какая свечка погаснет последней». Как известная московская семья хранит свои рождественские традиции

«Это все уйдет, Женя, не обращайте внимания»

Евгений Лансере: Как наша семья до сих пор сумела сохранить дореволюционные рождественские традиции, я, честно говоря, и сам не очень понимаю. Моя мама — из древнего русского рода Якуниных. И когда в 1990-х годах сюда стали приезжать иммигранты русского происхождения из Франции, Германии, Америки, они поражались, общаясь с ней. Говорили: «Мы слышим ту речь, которой нас там, в семьях обучали. Удивительно, потому что, когда мы приезжаем в Москву, тут все говорят на новоязе». И большая часть наших рождественских традиций как раз шла от мамы, от Якуниных.

Мама вспоминала, что даже в начале 1930-х годов, когда она была маленькой девочкой, они жили на втором этаже и завешивали окна одеялами, чтобы не было видно с улицы, и именно на Рождество ставили елку, хотя тогда это не приветствовалось, даже запрещалось. Елку украшали не пятиконечной советской звездой, а восьмиконечной вифлеемской.

От моей же мамы пошла традиция собираться дома, у елки, всей семьей и близким кругом именно вечером шестого января, в Рождественский сочельник, готовить сочиво — пшеничные зерна с медом, орехами и маком. Делаем еще узвар и пироги с двенадцатью начинками. Они у нас самые разные, исключая мясные, так как в этот день еще пост. Собирались, зажигали свечи на елке, такой у нас был мирок — малая церковь в доме.

В общем, традиция отмечать рождественский сочельник у нас благополучно дошла до наших дней, пережив все сложные времена, когда шла борьба с верой. Меня, например, крестили дома, чтобы во времена Хрущева лишний раз не ходить в церковь. Хрущев ведь сказал: «Я покажу последнего попа советскому народу». Он был самым непримиримым борцом против религии. Разрушил огромное количество церквей.

На самом деле в те времена только традиции и вера помогали и выжить и сохранить себя как личность. Помню, как мама моей тети, Ольги Николаевны Адамишиной, и моя бабушка сидели на даче — такие настоящие старорежимные дамы. Пили чай в шапочках, негромко беседовали. Если кто-нибудь приходил колоть дрова, обращались к нему на Вы: «Не изволите ли отведать рюмочку водки...» В советские годы это было поразительно, конечно. Такой диссонанс с окружающей реальностью.

Или вот у нас в доме на четвертом этаже жила Елена Георгиевна Якуб, тоже из «таких». Это было поразительно — видеть ее в коммуналке. Я ей часто помогал по-соседски, моя мама дружила с ней, умерла она в 2001 году в возрасте, по-моему, 92 лет.

Как она пронесла это через всю жизнь, больше 50 лет прожив в квартире, с общей уборной, кухней где пять плит на кухне и не смолкает мат-перемат? Ее внутренний стержень, как он при этом сохранился? Ведь, бывает, люди ломаются, подстраиваются под ситуацию — так проще жить.

Алла Лансере: Поэтому мы оставили традицию собираться именно шестого января, у нас тихий семейный праздник. А вот седьмого дети получают долгожданные подарки под елкой и начинаются Святки, с гаданиями, весельем и играми в шарады.

«Елку рубишь, а браконьером себя не чувствуешь»

Алла Лансере: Наша кузина Катя Серебрякова-Николаева, правнучка Зинаиды Серебряковой — моя главная компаньонка по поиску рождественской елки в лесу.

Это уже традиция, привнесенная мной — срубить ель! В первый раз мы это сделали году в 1997-1998, у нас с Женей был тогда конфетно-букетный период, и я с большим воодушевлением и ответственностью помогала ему выбирать елки.

Мы ездили по елочным базарам. Выбор был небольшой, елочки — маленькими и старосрубленными. Привозишь такую домой, и она буквально через неделю осыпается. А нам было важно поставить на елку настоящие живые свечи, и для этого она ни в коем случае не должна быть сухой.

Е. Л.: На самом деле первая настоящая большая елка у меня появилась году в 1979-м. Все, что я покупал до этого, было максимум три метра. Всегда ставил елку на табуретку, но до потолка она все равно не доставала.

Мы елку на Рождество ставим, поэтому решили, что я к нему приеду первого января, тогда меня никто не остановит с таким грузом. А то мало ли что. Приехал первого января, он перекинул мне через забор эту огромную елку, я привязал ее на крышу машины и повез. Меня остановили: «Откуда елка?» Я говорю: «Как откуда? С Нового года». «А куда везешь?» — «На кладбище, на венки». Экспромтом в голову пришло.

После того, как я эту елку поставил, уже, конечно, хотелось и на следующий год найти такую же большую.

Когда работал художником в Доме культуры «Правда», там была та же самая история — новогодний концерт, и к нему привозят столько елок, сколько не нужно, с запасом. В ДК, в актовом зале ставят, а остальные лежат, потому что и в квартиру не возьмешь — слишком большая. Так что мне разрешали ненужную елку забирать, так сказать, «на венки».

А потом, в девяностых, когда такой возможности уже не стало, мы с Аллой объездили много елочных базаров, но ничего подходящего найти не могли — все были маленькие.

«И привезла дерево на полкомнаты»

А. Л.: И тогда я решила обзвонить лесничества. Думаю, откуда-то ведь елки привозят на эти базары. И вот мне повезло, в Дмитровском лесничестве сказали: «Приезжайте». Мы поехали на обыкновенной машине. Сами, вдвоем с Женей срубили, погрузили и привезли.

Все говорили: «Алла, у тебя будет пасхальная ель». Осыпаться отказывалась категорически. А чтобы ее вынести, надо, чтобы она высохла и осыпалась. Тогда ее можно просто распилить и выкинуть.

Е. Л.: А вот заносить ее на 5-й этаж по лестнице очень нелегко, она тяжелая, одному не справиться.

А. Л.: Поначалу меня Женя останавливал, и мы рубили елки поскромнее. А потом, «аппетит приходит во время еды», у нас родились дети, мы сходили на «Щелкунчик», и я поняла, что хочу большую елку, прям как в балете «Щелкунчик». И привезла дерево на полкомнаты — елка была прекрасна, но гостей сажать уже было некуда... Как ее бедные-несчастные рабочие подняли, мне до сих пор непонятно, потому что ствол у нее был толщиной сантиметров 15-20. Теперь езжу с рулеткой.

И запах... Запах свежесрубленной елки по всему дому, по всему подъезду держится очень долго!

В качестве оправдания тому, что рубится живое дерево, скажу, что это происходит в специальных лесопосадках для Нового года. То, что не будет срублено нами, будет потом срублено механически, а освободившееся пространство заново засадят елками. К сожалению, эти елочки все равно «приговорены».

«Если вместо свечей повесить гирлянды, не тот эффект получается»

Е. Л: Традиции — такая вещь, которая очень долго создается и приживается и моментально разрушается и забывается. Достаточно полениться один-два раза, ты и сам расслабишься, и все уйдет, и уже кажется: да ладно, так тоже ничего.

Не будешь делать что-то традиционное, например ходить на кладбище, и все — лень затянет, и всегда найдется миллион уважительных причин.

Традиции — чем более они трудоемкие, тем ценнее. Если елку не приносить, а собирать искусственную, то дерево в комнате, конечно, будет стоять, но не будет этого волшебного запаха елки с мороза. И свечи живые на искусственную елку никак не поставишь — пожароопасно. Конечно, можно вместо свечей повесить электрические гирлянды — сейчас они очень красивые, но желание на последнюю догоревшую свечу уже не загадаешь.

Если на Пасху покупать весенний кекс, а не печь самому, совсем другие ощущения. Потому что это все рано утром с любовью и ожиданием праздника вымешивается, а если еще пост соблюдаешь — непередаваемые ощущения! Дальше кулич должен подойти, потом выпекать его — это целое действо!

Если всей семьей два-три яйца не расписать вручную, то есть не сделать писанки — тоже будут другие ощущения от Пасхи.

Это такие ритуалы, которые вроде никому и не нужны в наше время, когда все можно купить. Но это то, что объединяет семью, поколения. С ними ты чувствуешь свои корни и индивидуальность.

«Надо загадать, какая свеча погаснет последней»

Е. Л.: С 7 и до 19 января — Святки. К нам почти каждый день кто-нибудь приходит, стараемся собрать всех друзей. Отключить всех от суеты, проблем и забот и погрузить в мир праздника. Потому что елка, и Новый год, и Рождество — очень веселый детский праздник.

А на Крещение, 18 января, мы последний раз зажигаем свечи на елке. И у нас есть традиция, мной придуманная. В этот вечер, когда елочные свечи горят, надо загадать, какая погаснет последней. Угадать сложно, но один-два счастливчика обычно у нас бывает!

И вот что удивительно: одна свеча сантиметров семь-восемь, другая — четыре. Ты думаешь — длинная будет гореть дольше, сто процентов, а она вдруг — раз, и сгорает первой. То ли сквозняк, то ли еще что-то — непонятно. При этом короткая свеча может медленно тлеть и тлеть. И только слышишь: «А-ах... Эх-х!» Это у кого-то раньше времени догорела загаданная свеча.

Е. Л.: Да, и это удивительно.

А. Л.: Хотя думаю, есть погрешность из-за неправильной, неточной формулировки желаний! Наша дочь — теннисистка, загадала выиграть пять первых мест, и ее свечка догорела последней. Она их выиграла, но в парном разряде. А хотела в одиночном!

На Крещение мы гадаем, и гадание тоже придумали сами. Комкаем бумагу, кладем на поднос, поджигаем ее от свечей, и смотрим на тень на белой скатерти, которую вешаем на стену. Я получила машину, которую давно хотела, в год, когда увидела карету. Соня увидела кубок, и в том году сыграла полуфинал юниорского Уимблдона.

«Прабабушка в вещах прадедушки нашла дамскую туфельку»

Е. Л.: Про крещенские гадания у меня есть прекрасная семейная история. Моя прабабушка, разбирая вещи прадедушки, нашла дамскую туфельку. И сказала: «Это что это такое?» Он ответил: «Я ехал по переулку, и в пролетку упала туфелька. Я решил — так это необычно, сохраню». Она говорит: «Так это ж моя туфелька».

Девушки тогда гадали, кидали свою туфельку. Потом надо было выйти, спросить имя у того, кто ее подберет — это было имя суженого.

Конечно, гадания и игры — все это придумывается для детей. Из своего детства и молодости помню те же самые елки, когда к нам приходил Петр Глебов — удивительный человек! Мы были детьми, и они разыгрывали сценки, шарады, «живые картинки». Когда Глебов изображал «Анатомический театр» Тициана — лежал в простыне на столе, а солидные профессора и академики с ножами и вилками «препарировали» его. Я до сих пор это помню.

А. Л.: Стараюсь и я организовывать что-то творческое — чтобы дети отложили свои айфоны и хотя бы на три-четыре часа забыли о них. Приходят друзья, знакомые — солидные, уважаемые люди. И все рады уйти от суеты, рады сами что-то поставить, режиссировать, поиграть, попеть.

Е. Л.: Где там политес и дипломатический протокол... Он просто стал ребенком, в хорошем смысле.

Другой, сейчас уже близкий друг из Швейцарии, наш гость, пошел с нами после какого-то застолья гулять с собаками, а мы были с моими друзьями-художниками. Стали играть в снежки, закидали его этими снежками, макнули несколько раз головой в сугроб. На следующее утро я думаю: «Боже мой, как стыдно, как стыдно. Как это ужасно...»

А он звонит и говорит: «Я в жизни не был так счастлив». До сих пор приезжает к нам на Рождество. Как раз играть в снежки и кататься на горках. И все время удивляется: «Как вы умеете так веселиться?»