«В гости в Москве так просто не ходят». Известный режиссер об отличии москвичей и питерцев и судьбе Петрова с Васечкиным

О Петрове, Васечкине и смертельной дуэли

Я постоянно слышу просьбы о продолжении приключений Петрова и Васечкина. И постоянно пишу новые истории о них. То они у меня в Антарктиде, то в Африке, то в Колумбии. Каждая книга - большое потенциальное кино. В следующем году я планирую реализовать проект по самой последней книге - «Новейшие приключения Петрова и Васечкина в горах Кавказа». Герои в ней едут с классом по лермонтовским местам – в Пятигорск, там проваливаются в XIX век и пытаются спасти Лермонтова от гибельной дуэли.

Что касается первых фильмов о Петрове и Васечкине, то поначалу они были положены на полку и подверглись цензуре, особенно «Каникулы Петрова и Васечкина». Были вырезаны сцены, музыкальные номера.

Но в конце концов фильмы вышли и их продолжают показывать вот уже 40 лет. А на небе даже есть подаренная мне звезда «Петров и Васечкин».

О детстве, деньгах и советской власти

Детство, с одной стороны, самый счастливый период в жизни человека. С другой стороны, самый тяжелый. Каждый день на ребенка сыпется куча новых проблем, и редкий ребенок не плачет.

Детей надо поддерживать всеми способами. Советская власть, несмотря на многочисленные минусы, выделяла огромные деньги на детское кино. 15 киностудий страны каждый год обязаны были выпускать фильмы для детей.

Последние же тридцать лет на детские фильмы выделялось денег намного меньше, чем на все прочие. Только в этом году наконец что-то стало меняться, поэтому я и взялся за этот проект.

Об особенных детях и больших проблемах

Пока я работаю над фильмом по моей книге «Мятежники». В основе истории – реальные события, которые произошли в одном из российских интернатов для детей с ограниченными возможностями.

С моей точки зрения, картина должна привлечь внимание широкой общественности к судьбам детей-инвалидов. Ни для кого не секрет, что так называемые «особенные дети» не получают необходимого внимания как со стороны общества, так и со стороны государства.

А ведь проблема таких детей крайне актуальна и, кстати, не только для нашей страны, но и для всего мира.

В обычной жизни люди предпочитают делать вид, что этих детей не существуют. Среди детей с ограниченными возможностями есть такие, от которых не просто отказались, а в прямом смысле вышвырнули на помойку. Кого-то из них травили, кого-то даже поджигали. Но ведь это дети, и среди них немало по-настоящему замечательных и светлых!

В фильме снимаются реальные дети из домов-интернатов, и это их дебют. Обычно в моих картинах снимаются многие известные артисты. Но в этой картине я отказался от звезд. Единственное исключение сделал для роли директора интерната, которую играет Ольга Волкова.

О маме, камере и Финском заливе

Как я стал кинорежиссером? У мамы была трофейная немецкая камера, на которую она нас, детей, снимала. Накануне Нового года (мне тогда было 14 лет) мама попросила меня склеить несколько пленок в одну. Я взял два куска пленки, посмотрел на свет, и с помощью скотча все склеил.

Тогда я впервые применил монтаж. Резал кадры и переносил их то в конец, то в начало. Увлекся безумно. Просидел сутки за этим занятием и не заметил этого. Понял, что это волшебство!

1 января того же года я взял мамину камеру, поехал на Финский залив и снял свой первый фильм по рассказу Джека Лондона «Белое безмолвие». Заводил камеру и, пока она жужжала, ползал по льду, изображая главного героя. Так началось мое кино. Считаю, что я родился режиссером. Другой жизни себе не представляю.

О квартире, родителях и Долорес Ибаррури

Мой первый адрес – Невский проспект. Мы жили в огромной коммунальной квартире, по коридору которой я ездил на трехколесном велосипеде. Потом мы переехали в отдельную квартиру на улице Герцена (сейчас Большая Морская). Квартирка была небольшой, но зато под окном висела надпись «В этой квартире жил Грибоедов». После рождения моей сестры Маши мы переехали в квартиру побольше – на Невский проспект, 54, рядом с Екатерининским садом.

Наш дом был открытым и хлебосольным. Папа был известным ученым-биофизиком, а мама – филолог, переводчик с испанского языка. Мама в 18 лет отправилась в Испанию, на Гражданскую войну, переводчицей в интербригады, всю жизнь пронесла любовь к Испании, и меня заразила этой любовь.

Мама умела дружить и общаться с людьми. Она переписывалась с огромным количеством людей из разных стран. Кто только не был в нашей квартире на Невском проспекте. Из известных персон – Долорес Ибаррури, например. Приезжал знаменитый испанский матадор Луис Мигель Домингин с женой-кинозвездой Лючией Бозе.

Отец дружил со многими выдающимися учеными, в частности, с Андреем Дмитриевичем Сахаровым. Такое окружение, разумеется, отразилось на моем формировании.

О москвичах, ленинградцах и одиночестве

В Ленинграде был всегда один общий круг интеллигентной молодежи, независимо от профессии. Все друг друга знали, как говорится, через одно касание, и запросто, без предупреждения, ходили друг к другу в гости. В Москве такого круга не было. И в гости в Москве так просто не ходят, это всегда требует долгих переговоров.

Когда я переехал в Москву, мне не хватало общения. С годами Москва стала родным городом. Люблю Патриаршие пруды, Чистые пруды – где есть вода. Люблю набережные Москвы-реки.

В Москве я снял немало картин, в частности, прошлый фильм «Горгона Медуза. Репетиция с оркестром», равно как и свой первый фильм «Сад». «Мятежников» тоже снимаю в Москве.

О тусовке, «Сайгоне» и тяге к свободе

Мне повезло: моя юность пришлась на оттепель. Появились барды, огромное количество поэтических кафе.

По субботам мы читали стихи у Александрийской колонны на Дворцовой площади. И в кафе в центре города, на углу Владимирского и Невского, которое получило прозвище «Сайгон», тоже нередко читали стихи. Поначалу это был обычный небольшой кафетерий. Тогда у нас не было западной привычки – пить кофе. А потом туда стали заходить поэты, художники, артисты. И «Сайгон» стал центром ленинградской богемы. Там возникло слово «тусовка». Людей тянуло в тот «островок свободы».