«Бабушки крестились и бормотали что-то про Антихриста». Знаменитый рокер об алкоголе, первых косухах и собаках
Про школьный рок и прогулки по Тверской
Я приехал в Москву в 1975 году. Тогда мне было всего 12 лет. Первым моим районом стало Орехово-Борисово. Сейчас там есть метро «Орехово», «Домодедовская»… А тогда вообще ни о каком метрополитене речи не шло.
Там, собственно, и началась моя рок-жизнь. Это был первый школьный ансамбль. В 1976-1977 годах мы собирались в квартирах друг у друга, разучивали песни, готовились к выступлениям, которые проходили опять же в школе. Кстати, я уверен, что такая же история была у многих.
В то время я любил в одиночестве гулять по Тверской. Тогда она называлась улицей Горького. Я заходил в музыкальные магазины, рассматривал все, что попадалось по дороге, вообще любил доезжать на метро до центра, а потом идти, куда глаза глядят. Мне было интересно все. Важно знать Москву по таким прогулкам пешком, если и не всю, то хотя бы центр.
Про винегрет с Юрием Антоновым и Deep Purple, репбазы и загадочность
Москва примерно того времени — другой мир, если сравнивать с сегодняшним днем. У нас не было интернета, так что все, что было связано с рок-музыкой, приобретало некий ореол загадочности. В 70-х и начале 80-х авторитетами для нас были, например, «Машина времени», «Вокресение», «Земляне», «Круиз» и еще, наверное, групп десять. Они были для нас примером.
Собирались музыканты на репетиционных базах. В 80-х где их только не было. Например, была репбаза в одном из СГПТУ. Я там не учился, но мы приходили туда, репетировали, пользовались местным оборудованием.
Играли мы тогда везде, например, на свадьбах, но чаще всего — на выпускных вечерах. Программы у нас были огромные и напоминали винегрет. Свою музыку мы тогда не исполняли, потому что не понимали, как ее сочинять. Играли то, что звучало вокруг, так что в одной программе могли стоять песни Юрия Антонова и группы «Самоцветы» радом с Deep Purple, Led Zeppelin, Pink Floyd и так далее. Кавер-версиями все это стало называться гораздо позже.
Профессионально заниматься музыкой я начал уже в 80-х. Это была совсем другая история. Впервые я уехал на долгие гастроли с группой «Черный кофе». Мы тогда отправились в Казахстан. Концертов у нас там было очень много. Причем мы играли не только по клубам. Вот где было электричество, там подключали аппаратуру и вперед!
Про напульсники, сапоги, косухи и полный хенд-мейд
Если и были какие-то места, где в то время массово собирались московские рокеры, я этот момент пропустил. Почти сразу после «Черного кофе» я снова уехал в Казахстан на гастроли с группой «Металлаккорд». И это была еще более масштабная и затяжная поездка.
В Москву мы возвращались, кажется, в 1986-м. Как раз все большие обороты набирало одно модное направление — heavy metal. Мы застали его приход как раз в Казахстане. К возвращению домой мы серьезно готовились — шили костюмы, клепали браслеты. В итоге в Москву мы приехали уже полностью упакованные.
Тогда уже существовал огромный «черный рынок» всего — пластинок, музыкальных инструментов, а потом и шмоток. Но первые костюмы мы создавали сами. Например, некоторые запчасти от барабанов, если подойти к ним с должным умением, отлично смотрелись на напульсниках. Получались красивые браслеты. У меня эти напульсники до сих пор дома хранятся.
Сапоги мы тоже проклепывали сами. Были в те времена мастерские, где продавались клепки. Предназначались они для совсем других целей, но мы их использовали в соответствии с пришедшей модой. А еще в ход шли гвозди. Их вообще можно было в любом хозяйственном магазине купить. Это был полный хенд-мейд.
А вот косух тогда не было, тем более не было в Казахстане, где все это нас и застало. Они появились только к концу 80-х, если не в начале 90-х. Свою первую косуху я купил у своего хорошего приятеля Анатолия Крупнова (лидер группы «Черный Обелиск» — прим. «Мосленты»). Не знаю, откуда он ее достал.
Чуть позже привозом косух занималась группа «Мастер». Они ездили на гастроли за границу и оттуда привозили эти куртки, а потом с удовольствием продавали своим коллегам. У них я купил вторую косуху. Она тоже до сих пор у меня есть, хотя я ее не ношу уже очень много лет. Храню, как память о том времени.
Про люберов, бабушек и Антихриста
Люди, к року отношения не имеющие, смотрели на нас с подозрением. Времена были такие, что за свой внешний вид можно было запросто схлопотать по голове. Тогда уже появились любера. Они четко следили за внешним видом окружающих, и стычки между ними и неформалами были мощные.
А более миролюбивые москвичи, например, бабушки, крестились вслед и бормотали что-то про Антихриста. Это сейчас никого ничем не удивить, а тогда реакция была именно такой.
Ко мне тоже подходили, интересовались, кто я, что я и почему так выгляжу, но неприятностей удавалось избегать. На этой почве подраться я так и не успел.
Про стадионы, публику и моду
В конце 80-х мы уже ездили по стране с группой «Ария». Тогда heavy metal был невероятно модным. Мы собирали огромное количество народа. По два футбольных стадиона в городе — норма.
Приходили все, кому не лень, — те, кому эта музыка нравилась, и те, кому она не заходила, но было интересно посмотреть на волосатых ненормальных в цепях и коже.
Уставали мы тогда очень здорово, но эта усталость была именно физической. Колоссальное удовольствие, которое мы получали от этих концертов, компенсировало все.
А потом все закончилось, и остались только те, для кого музыка действительно была близка. Ничего необычного не произошло. Так работает мода.
Про «сидячие» концерты и бешеную публику
Публика во всех городах была разной. Где-то концерты проходили с такой отдачей, что народ сбегал к сцене и от начала и до конца там колбасился. А были места, в которых получались исключительно «сидячие» концерты. Этим особенно отличались некоторые города Поволжья.
Дело было в том, что люберы, которых потом прозвали просто гопниками, ходили между рядами и никому не давали вставать. При этом им самим эта музыка очень нравилась. Но концерт проходил абсолютно спокойно.
У каждого города был свой менталитет, своя атмосфера, и мы обращали на это внимание. В Москве концерты всегда проходили отлично. Это родной город, не припомню, чтобы у нас здесь были какие-то сложности.
Еще одно очень особое место — Питер. Там аудитория всегда, на всех концертах бешеная в лучшем смысле слова.
Про мифы, бешеную энергию и алкоголь
Никаких мифов про рок-музыкантов из того времени я не помню. Они вообще появились уже с приходом интернета.
А что касается убеждения, что рок-музыканты много выпивают… Давайте на чистоту, у нас вообще народ пьющий. Но если электрик напьется, он в общей массе будет мало заметен. Музыкант, металлист — другое дело. Его в принципе хорошо видно, так что и пьянство незамеченным не останется.
Я сам проходил всю эту историю с алкоголем. Уже потом, годы спустя сидел и разбирался, что это вообще такое. Очень многие музыканты сталкивались и алкоголизмом, и с увлечением наркотиками. И все эти истории всегда были очень похожи, как под копирку.
Мне стало ясно вот что. Когда мы отыгрывали концерт, это была настолько мощная энергия, что невозможно было с нею справиться. Все заканчивалось, народ расходился по домам, а для музыкантов концерт продолжался. Я помню, как приходил в гостиничный номер и еще несколько часов играл на гитаре. Только потом падал спать. Остановиться было нереально.
Чуть позже мы научились выпивать. Казалось, алкоголь немного гасил эту энергию после выступления. Со временем стало ясно, что мы слишком увлеклись. И то же самое было со многими другими музыкантами, как в России, так и в других странах. Те, кто выжил, бросили эту практику и научились справляться с помощью каких-то других методов. Но многих алкоголь и наркотики, к сожалению, унесли.
Про первые московские рок-клубы
Когда я покинул «Арию» в 1995 году, прекрасно понимал, что достигнуть со своей группой таких высот сразу не получится. Хотя в ней были известные имена — собственно, я и Артур Беркут — мы начали работать в небольших залах человек на 300.
Тогда в Москве уже появились первые рок-клубы. Помню, один из них был где-то в районе Алтуфьевского шоссе, был еще R-club. Последний был занятным местом. Кажется, рядом с ним была психбольница.
Тогда это был полный андеграунд. Первые клубы особой эстетикой не отличались. Это были места, куда народ приходил потереться друг о друга косухами и попить пива. Альтернативы не было. Клубы, оформленные значительно лучше, появились позже.
Про скинхедов и гопников
Историй в этих клубах происходило множество. Например, у нас была песня «Будем жить, мать Россия!», которую изначально мы записали вместе с Валерием Кипеловым. Ею мы с моей группой завершали концерты.
Это было где-то в 2000-х. На наши концерты повадились ездить скинхеды. Нас это тогда очень удивило и не обрадовало. Позже выяснилось, что привлекла их к нам именно эта песня. Надо сказать, что вели они себя на концертах прилично и очень скоро вообще исчезли. Им остальной репертуар не понравился.
Спустя какое-то время на наши концерты стали обращать внимания гопники. Вот они устраивали проблемы. Люди, приходившие на наши выступления, рассказывали, что их караулили после концертов. В Москве неоднократно происходили стычки.
Про «Железный занавес», радио и демона Кузьмича
В 2000-м году мой хороший приятель Андрей Зубков попросил меня сделать передачу про тяжелую музыку на радио «Юность». Я кивнул, но понадеялся, что он забудет. У меня никакого понятия не было, что такое радио изнутри и как там все работает. Дико было вообще.
Но он не забыл. Вернулся через пару месяцев, убедил, и я начал делать пилотный выпуск. Работал дома, сам, по наитию. Я вообще вырос на радио, слушал «Голос Америки», «Би-би-си» и так далее. В общем, все записал. Пилотный выпуск был готов. Я потом его переслушал и пришел в ужас.
Первое, что стало понятно: на радио нельзя говорить так, как в жизни. Там должна быть совершенно другая динамика.
Так или иначе, история программы началась. Андрей предлагал назвать ее «Железным дровосеком», но мне не понравилось. И родилось название «Железный занавес».
Также была идея позвать соведущих. Андрей предлагал сделать что-то вроде Бивиса и Баттхеда. Но я терпеть не мог этих персонажей. И в эфире у меня появился придуманный соведущий — демон Кузьмич. И сработало.
Сценарии я писал сам, персонажей, которые появлялись в эфире, включая Кузьмича, озвучивал тоже я. В общем, программа состояла из одного человека.
Передача просуществовала восемь лет, и первые лет пять я получал от нее невероятное удовольствие. Но потом стало ясно, что нужно что-то менять, а времени на это не было. Я разъезжал по гастролям уже и со своей группой, и с группой «Кипелов». Закрыть проект рука не поднималась, но тут мне позвонили и сообщили: все, закрываемся, программа — неформат.
Я пытался перенести ее в интернет и выходить во «ВКонтакте», но это было уже не то. Продержался я буквально несколько месяцев. Было чувство, что работаешь на темный зал, не зная, есть там люди или нет. Интернет-радио — бред. Настоящее радио — это сиюминутность момента. В сети это уже не то…
Про музыкантов «Арии», товарищей и друзей
Мне всегда легко и хорошо работалось с музыкантами моей группы, а их за эти годы было немало. Понимание — одно из обязательных условий работы. Оно стоит даже выше профессиональных навыков.
Из старых коллег, безусловно, отличные отношения у нас с группой «Ария». В последние годы мы часто встречаемся. И я знаю, что это одни из немногих музыкантов, с кем мы легко понимаем друг друга.
Друзья и товарищи — разные для меня истории. Друзей по определению не может быть много. Но с музыкантами, с которыми мы столько лет знаем друг друга, меня объединяют не только совместные проекты. Например, мы часто видимся с Виталием Дубининым (басист группы «Ария» — прим. «Мосленты»). За последние два-три года у нас было достаточно общих проектов, но мы встречаемся не только на репетициях и на сцене. Например, мы вместе ездим в приюты для животных, помогаем им. Это, наверное, действительно можно называть дружбой.
Про собак, зоозащитников и неcчастного крокодила
Я всегда любил животных и вообще — собачник. Было время, когда у меня жили сразу три собаки. Я хорошо отношусь ко всем животным вообще, а с 2012 года вообще стал вегетарианцем.
С 2005 года я следил за историей с зоозащитой в Москве. Тогда город постепенно переполнялся бездомными животными. Обошлись с ними, мягко говоря, не очень хорошо. Появились догхантеры. Половину собак перетравили, половину — перестреляли.
Те, кто выжил, нашли себе место в приютах. Их много по стране, и в основном они существуют на пожертвования. С 2017 года я дружу с одним из них. Он называется «Берегиня». Удивительно место. Такой концентрации трагедий и хеппи-эндов одновременно нигде не встретишь. Истории собак из приютов часто страшные, но благодаря заботе людей они выживают, а потом и находят новых хозяев.
В «Берегине» вообще много животных — и собаки, и козы, и кони, и ослик там живет. А однажды здесь произошла трагичная история с крокодилом. Поступил сигнал, что его заметили на дороге. Но пока ребята из приюта ехали, его сбила фура. Как он там оказался, понятно: экзотика в моде. Кому-то он просто надоел, и его выкинули.
Про рок в Москве и столичное звучание
Говорить, что в Москве рок- и метал-музыка переживает трудные времена, не стоит. Это просто выдумки. Еще, может быть, восприятие несколько притупилось, потому что появилось множество направлений.
У меня еще лет пять назад спрашивали: «Рок умер?» С ним все в порядке. Каждый день в городе проходят концерты самых разных групп и исполнителей, и везде — полные залы. У этой музыки есть своя аудитория. И это прекрасно.
Одни клубы закрываются, открываются другие. И так происходит везде. Мест для выступлений более чем достаточно.
А сама Москва звучит очень по-разному. Есть здесь и рок-звучание, и лирическое. Но для меня этот город связан с какой-то старой музыкой, со старыми мамиными пластинками, которые приехали сюда вместе со мной в 70-х, — вальсы, музыка середины прошлого века.