«Мы — про любовь». Рок-певица — о максимализме, детях, Москве и умении обнять каждого
О самой себе 20 лет назад и сегодня
Я сегодня и я же, но 20 лет назад, — это вообще разные люди. Наверное, если бы я встретила себя ту, нет, не прошла бы мимо, но подумала: ого, сколько у нее энергии!
Когда все начиналось, я только вышла из проекта «Народный артист». Там звезда горела во лбу так ярко, что сначала заходила звезда, а только потом я. Тогда была девочка, которую выгнали из музыкальной школы и не взяли ни в один кружок, а потому она испытывала жгучее желание доказать всем, что на что-то способна.
А рядом были мужчины старше на пять или шесть лет — наши музыканты. Матерые. И мне было очень страшно, так что еще нужно было делать вид, что я ничего не боюсь. Признаться себе и окружающим в обратном было просто невозможно.
О навыке мечтать
Еще я 20 лет назад мечтала собрать Олимпийский. Он на моих глазах разрушился, как и многие мечты, которые были у меня в детстве и юношестве.
Но сейчас я понимаю: дело не в том, чтобы создать одну мечту и идти только к ней. Важнее всего уметь мечтать в принципе, ежедневно. Если мечта не одна, если их много, и они постоянно обновляются, часть из них сбудется. У них просто не будет выбора.
О трех точках опоры
Мы менялись за это время. Вот менялась я, и трансформировалась наша музыка. Это похоже, знаете, на что? Один зуб всего поменяешь, а вроде бы и челюсть уже не та.
В группе так же. У нас появлялись и уходили люди, в том числе и из-за того, что я бывала и несдержанной, нетерпимой. Но даже мужья и жены меняются, а мы с Раилем, нашим гитаристом, друг у друга остаемся.
А еще с нами всегда Аня, наш нынешний директор, которая лет 14 или 15 назад специально ехала на наш концерт в Ижевске, чтобы понять: она хочет остаться с нами насовсем. Кем она только ни была — администратор, пиарщик, сммщик. Теперь — директор.
Это две моих точки опоры. А третья — моя старшая сестра, Карина, которую я очень люблю. Сейчас она вдалеке, но все равно рядом.
О мюзикле, «Фабрике звезд» и ГИТИСе
Впервые я приехала в Москву еще совсем подростком. Я тогда как раз заканчивала фотошколу и ездила в столицу на фотовыставки. Это уже потом я стала приезжать на разные проекты.
Я даже пробовалась в мюзикл «Ромео и Джульетта». Пришла, спела. Помню, это была песня Georgia in my mind. Меня послушали и сказали: «Простите, но в нашем мюзикле мы можем вам предложить только роль… отца». А я что? Я на полном серьезе выдала: «Хорошо». То есть тогда вообще не было мысли, что меня не возьмут, что не получится.
Я потом поплакала, конечно. Меня еще цыгане обокрали, так что кое-как я ехала на плацкарте до дома.
Дальше я пошла на «Фабрику звезд», и меня, конечно же, взяли, а потом вышибли за пять дней до заселения в дом. И, помню, я стою на девятиэтажке, смотрю вниз и думаю: «Боже, все. Жизнь закончилась».
Уже после «Народного артиста» я поняла: надо сделать как-то, чтобы я задержалась в Москве подольше. И я поступила в ГИТИС.
Про красное платье, экзамен и Москву, которую надо вовремя послать
Я рвалась в Москву, несмотря ни на что. И вот за три дня до важного экзамена в ГИТИСе я иду после пар домой, на меня нападает какой-то наркоман, избивает в ноль и отбирает телефон. А я учусь на актрису, и, слава богу, я на том экзамене должна быть хулиганкой, потому что лица у меня нет. В прямом смысле.
Меня должны были забрать в Склифосовского, но я никуда не поехала. Медиков и стражей порядка я встречала дома в красном платье. И на все предложения поехать в больницу я отвечала: «Нет, как можно? У меня послезавтра экзамен!»
Вот где-то в тот момент я поняла: «Москва, да пошла ты, дорогая…» И тут же она начала меня замечать. Будто бы сказала: «А, ты прошла, да? Ну, тогда еще посмотрю на тебя».
Про «Новую волну», безденежье и первый sold out
После ГИТИСа я где-то год вообще не знала, что делать. Сидела в Казани, схватившись за голову. Это был кошмар.
И тут мы попадаем на «Новую волну». Мы, группа «Мураками», проходим. У нас весь ГИТИС туда мечтал попасть. На меня не то что никто не ставил. Мысль такая никому в голову прийти не могла.
И я туда ехала с четкой задачей — найти продюсера. Мы даже взяли с собой жену басиста — высокую, красивую журналистку, чтобы она вечером ходила, со всеми общалась и тоже искала того, кого надо. И мы продюсера нашли. И потом наш «Нулевой километр» зазвучал на радио, мы начали снимать клип. Я думала: вот оно счастье.
А одновременно с этим у нас просто рассыпался коллектив, не было денег ни на что. И тут мы приехали на концерт в московский клуб «16 тонн». Мы думали, придет человек 20, не больше. Но это был полный sold out. Я не могла сдерживаться и просто плакала на сцене. Тогда я чувствовала: все начало двигаться в правильную сторону.
Про Казань
Это мой родной город — туган як, родная земля. Тут любят, ждут и поддерживают. Ты приезжаешь сюда и сразу бежишь к бабушке, не потому что так надо, а потому что так хочешь. Здесь в любой момент может появиться желание сорваться к отцу или собрать всех родственников по всей России и другим странам, а потом вместе устроить огромный праздник.
В этом городе иной менталитет, чем у москвичей. Кто долгое время общался с татарами, знает, что у нас точка сборки немного в другую сторону смещена. Здесь, в Казани, люди очень чтут свой род, традиции. Получить уважение от татарина — это как получить много денег от еврея.
Казань — сложная и структурированная система, в которой рокер не мог получить Заслуженного артиста Республики Татарстан. И я была первой, кто это сделал. Первой реакцией у всех был шок. Как так? Как это вышло? А потом это звание получил еще Антон Салакаев из ВИА «Волга-Волга».
Про Лужники и максимализм
Я мечтала об Олимпийском, но его разобрали. Теперь мечтаю собрать Лужники. Было бы круто дать концерт там, где выступал Майкл Джексон и не только. Я недавно была в Лужниках и прямо ощутила эту мечту.
Но сейчас я не понимаю, как к ней прийти. Пару десятилетий назад я вообще не задумывалась, как дойти от пункта А до пункта Б. Препятствий не было. Был юношеский максимализм. Я просто шла и делала, не задумываясь.
Про тур с ребенком на руках
У меня двое детей — дочь и сын. И это очень сложно сочетается со всем остальным. Это постоянное чувство вины за то, что им не додаешь материнской любви. Но одновременно с этим это и принятие, что ты выбираешь в том числе и себя, чтобы потом не винить их, что твои мечты не осуществились.
Помню, когда старшей дочери был всего год и месяц, я оставила ее и поехала в тур. Истерила по ночам. Мне было плохо. А с вторым мы поехали в тур уже вдвоем, когда ему было всего три месяца
Пришлось выбирать — взять с собой администратора или няню. Няня была важнее, так что все административные вопросы полностью легли на мои плечи. А там — 45 городов. Я просто не успела впасть ни в какую послеродовую депрессию.
Про настоящую банду
У меня очень свободные и воспитанные дети. Сын еще маленький, а вот Фелиция — уже школьница. Несмотря на свою рассеянность, у нее столько любви, в ней столько счастья. И она очень дружна с нашими музыкантами. Она смотрит на них, как на старших братьев. Для девочки это очень важно — знать, что есть настоящая банда парней, которые за нее порвут кого угодно.
У меня такого не было. Мне было сложно, особенно в 90-е. Но у меня была старшая сестра, которая тоже была способна защитить меня и не раз за меня заступалась.
Про худший концерт и лучший город
За эти годы было столько всего, что практически о любом городе можно рассказать какую-то страшную историю.
Например, в Сызрани мы оказались в каком-то панк-клубе, где невозможно было зайти в гримерку, потому что она была вся в остатках чужой непереваренной еды. Тогда еще пришел какой-то байкер в маечке «Сектор Газа», которая была ему явно мала, и орал: «Лирику давай! Лирику, я говорю!» А мы — про любовь. Рядом — наша публика. Девочка мне несет в подарок огромного медведя. Еще одна женщина просто расплакалась. Это жуткий момент, когда люди и рады, что вы приехали, и им одновременно так стыдно. В этот момент самой хочется сквозь землю провалиться.
Но самый жуткий концерт был во Владивостоке. Тогда у нас был другой директор, и он проверял меня на прочность — 17 или 18 концертов подряд, разные часовые пояса, разница температур. Во Владивостоке было очень холодно и ветрено. И у меня просто пропал голос. Прямо на сцене. Это был тот случай, когда ребята пели вместо меня, потому что я даже объявить песню не могла.
А самый лучший город, куда мы всегда любим возвращаться, — Ижевск. Только в прошлом году там было девять концертов.
Про готовность ко всему
Сейчас ко мне можно подойти и сказать: «Диляра, надо концерт отыграть. Только гитары нет. Микрофона тоже нет». Я просто отвечу: «Ага, сейчас разберемся». Я готова к таким вещам. Я просто знаю: даже в таких условиях я смогу поделиться любовью и обнять всех.
Когда ты четко понимаешь, кто ты, что и для чего ты делаешь, все встает на свои места, а многие страхи улетучиваются. Я знаю, что это мое. На сцене я становлюсь намного красивее. Мне приятно потом со стороны смотреть на эту девочку, которая там раскрывается полностью.
На концертах мы все — и музыканты, и зрители — становимся единым большим организмом. Я, например, всегда прошу людей петь, иногда даже заставляю. Так я понимаю: мы сливаемся, объединяемся, и я могу почувствовать каждого, кто пришел.
3 декабря в столичном клубе 1930 Moscow пройдет большой концерт группы «Мураками». Музыканты возвращаются в Москву с программой «Ворвались в твой хит-парад». Гостей ждут лучшие хиты, премьеры, сумасшедшая энергетика, драйв и рок-н-ролл. Билеты в кассах города и на сайте uconcerts.ru.