«Рисовал политические карикатуры и жег под революционные песни». Юрий Энтин — о Василии Ливанове, Москве и своих женах
О запахах детства и первой московском жилье
Я — коренной москвич, но — с окраины. Родился недалеко от Измайловского парка. Тогда это был промышленный район, с заводами, фабриками. Недалеко от меня, например, находился завод по созданию моторов для самолетов. Нередко по ночам происходили их испытания и рев стоял на всю округу.
Еще рядом был лакокрасочный завод со специфическим запахом. Отходы с завода текли под нашими окнами по канаве… Наша улица называлась Кирпичная. Я жил в двухэтажном доме: первый этаж — из камня, второй — из дерева.
О соседях и Северной Корее
В доме жили семьи разного достатка. Одна из соседок — жена директора завода, примыкающего к нашему двору. У нее было два сына. Младший, Сергей Ложкин, в 8 классе получил инфаркт, а старший, Михаил Ложкин, жил в другой комнате, с женой.
Еще помню соседа, который руководил комсомолом Сталинского района. На втором этаже жил милиционер, который очень дружил с моим дедушкой. Замечу, что дедушка приучил меня читать газеты. По сей день выписываю главные газеты Москвы. Этот милиционер спускался вниз и постоянно задавал один вопрос: «Как там дела в Карелии?» Он путал Карелию с Северной Кореей, которой СССР помогал в те годы.
О драках и прогулках
Пешком я доходил от метро Семеновская до метро Электрозаводская, а потом ехал до улицы Горького, которая была для нас, как Бродвей.
Когда стал постарше, ездил в центр с другими ребятами. Тогда нас, пацанов с окраины, центровые ребята били. Нет, серьезных драк я не помню, а вот небольшие столкновения случались частенько.
О комплексе жителя окраины
Довольно долго я испытывал комплекс жителя окраины. Между москвичами из центра и москвичами с периферии — огромная разница. Будто они и мы люди из разных городов.
Мы, провинциалы, чувствовали свое место. Тогда уже молодежь гуляла в ресторанах, но у нас, ребят с окраины, и денег не было, да, и отношение к нам было как к людям второго сорта.
О семье и войне
У нас была большая семья: мама, папа, брат, дедушка, бабушка. Но работал только отец. Когда он трудился инженером, получал очень мало, и мы почти голодали. А когда защитился и стал кандидатом физико-математических наук, денег появилось больше: папа получал за изобретения, за статьи в журналах в области металловедения…
Отец ушел на фронт в первый день войны. Несмотря на высшее образование, он всю войну прошел солдатом.
Его имя даже есть на Рейхстаге. А нас с мамой и братом отправили в эвакуацию в Оренбург. Вернулись домой в 1943 году, после Сталинградской битвы. Во время одного из приездов в Оренбург я отправился посмотреть дом, где мы жили, но новые хозяева меня не пустили.
О женах и переездах
Первый раз я рано женился. Переехал в квартиру лучшего друга Ленина — Николая Васильевича Крыленко, на Покровском бульваре. Он, дедушка моей жены, был первым главнокомандующим советской армии после революции 1917 года, потом занимал пост генерального прокурора СССР, а после министра юстиции СССР. В 1938 году Крыленко расстреляли, но его квартиру не конфисковали только потому, что на тот момент его жена Елена Федоровна Розмирович (она была членом Государственной думы) вышла замуж за известного летчика, героя Советского Союза Анатолия Ляпидевского.
Но со Стеллой я развелся. Снова переехал к родителям. Через некоторое время купил однокомнатную квартиру в Нагатино. Познакомился со своей будущей женой Мариной, у которой была трехкомнатная квартира в Чертаново. В результате разменов квартир мы купили трехкомнатную квартиру на Садовом кольце. На тот момент я уже стал известным поэтом и хорошо зарабатывал. Но все равно пришлось занимать деньги у друзей.
С Мариной я познакомился, когда работал редактором детской редакции на фирме «Мелодия». Однажды туда пришла девушка, которая стала редактором отдела «Музыка народов СССР». В один из первых дней нас отправили «на картошку». Марина никого не знала, кроме меня, и я на сборе картошки стал ее как бы опекать. Вернулись в Москву, взявшись за руки. Марина была замужем, у нее рос сын, и я увел ее. Марина на пять лет моложе меня…
Удивительно, но две мои жены, Стелла и Марина, очень дружат. Мы вместе отмечаем праздники. По сей день помогаю первой жене материально. Марина не имеет ничего против этой помощи, даже напротив. Когда я развелся со Стеллой, мы пошли в ресторан и отметили это событие. Наш брак был ошибкой молодости. Но мы стали друзьями.
О любимой женщине и новой квартире
Моя жена – удивительная. Ее никогда не интересовали драгоценности, наряды. Мало кто поверит, но это чистая правда: мы, поселившись в трехкомнатной квартире на Садовом кольце, без доплаты обменяли ее на двухкомнатную квартиру в том же доме, но с окнами во двор. Повесили объявление об обмене, и желающих было много. В трехкомнатной квартире несколько окон выходили на улицу, и там было громко, и окна постоянно покрывались пылью. Мы выбрали квартиру на пятом этаже.
Сейчас мы с Мариной живем в необычном доме на Смоленской площади. Дом был построен архитектором Жолтовским для работников НКВД. Берия принимал живое участие в его создании: разрабатывал проект вместе с Жолтовским. Берия по первому образованию — техник-архитектор. Они создали дом, который, во-первых, очень удобный и, во-вторых, очень красивый.
Однажды я летел в самолете с диктором Игорем Кирилловым, и он рассказал, что его отец, военный, жил в том доме. Как ни странно, Игорь Кириллов руководил гаражным кооперативом в нашем доме…
Недавно наш дом восстановили, приведя в тот вид, в котором он был задуман. Сделали потрясающий ремонт. Правда, без потерь не обошлось. Раньше, когда я въехал в дом, в холле висела огромная люстра — как в Большом театре, и был старинный камин. Люстру украли в 90-е годы. На потолке были картины, которые тоже исчезли. Не стало и консьержа. Говорят, что старые жители дома — коммунисты — выступают против консьержа или консьержки.
О пенсии и обновлении
Я — за осовременивание города. Москва к концу 80-х уже напоминала полуразрушенный Вавилон. Так что я поддерживаю преобразования Сергея Собянина. Наша столица при нем, конечно, стала другой, и в ней все меньше и меньше той старины, у которой есть свои почитатели, но при этом она не только соответствует любой из столиц мира, но местами и более выигрышна.
Не могу не сказать, кстати, и о том, что благодарен Сергею Собянину за высокие пенсии, которые он установил для москвичей…
О жизни и гонорарах
Денег на хорошую жизнь мне хватает. Авторские гонорары за свои песни, за кинофильмы, в которых звучат песни, позволяют жить достойно, содержать московскую квартиру и загородный дом, ездить на автомобиле, посещать врачей. Постоянно выходит реклама с использованием текстов моих песен, и за нее я тоже получаю отчисления. За каждое исполнение моей песни по ТВ получаю гонорары. Кроме того, в шести театрах Москвы идут спектакли по моим пьесам, и это тоже хороший заработок. Из своих гонораров я плачу деньги авторам и редакторам, которые делают по моему заказу анимационные фильмы. Я выкладываю их в интернет.
Между прочим, последние три года работаю намного больше, чем раньше. С рассвета до заката. Начал новую жизнь и стал блогером. Создал свое радио «Чунга Чунга», свой портал в интернете и свой видеоканал, где звучат мои песни с фильмами. Я написал восемь новых сказок, и поставил их за свой счет, и показываю на своих порталах. У меня есть два помощника, с которыми я все это делаю. Жизнь стала интересной, динамичной и современной.
О друзьях и «недалеких артистах»
Сейчас такое время, когда каждый живет сам по себе. Раньше мы — артисты, музыканты, художники — встречались компаниями, веселились, вместе творили, а сегодня каждый в своей норке. Если раньше с моим другом, актером Василием Ливановым, я виделся минимум дважды в неделю, то теперь мы не встречаемся. Спасает телефон.
Очень я любил общаться с моей любимой актрисой Ириной Муравьевой. Сейчас тоже только перезваниваемся… Ирина в молодости была очень озорная. Высокая, тоненькая, с огромными глазами. Она обожала разыгрывать друзей по телефону. Прекрасно пародировала голоса. Жаль, что она давала мало интервью. Ее муж, режиссер Леонид Эйдлин, запрещал ей общаться с журналистами и рассказывать от себе. Он считал, что «все актеры — недалекие люди, и лучше им помалкивать». На самом деле Ирина – большая умница. И — прекрасная актриса.
О Василии Ливанове и «бычках»
Мой друг — актер, сценарист, режиссер Василий Ливанов — родился в центре Москвы. Несмотря на то, что мы ровесники, оба — с 1935 года, он — мой учитель. Я вырос в семье технической интеллигенции, а Василий — в семье одного из руководителей Московского Художественного театра, Бориса Ливанова, и мамы-художницы Евгении Казимировны. И в этом доме были великие люди — Борис Пастернак, Алексей Толстой, Михаил Булгаков...
С Василием меня познакомил композитор Геннадий Гладков. Между прочим, Ливанов и Гладков вместе пошли в первый класс школы, и с тех пор дружат более 80 лет. Каждый год они отмечают 1 сентября, как начало своей дружбы. Не расстаются по сей день. К счастью, оба живы, в здравом уме и трезвой памяти.
Василий Ливанов оказал на меня огромное влияние. Наш союз начался с сочинительства анимационного фильма «Бременские музыканты». Василий предельно четко и ясно выражал свои мысли, и я на 100 процентов был уверен, что он прав. Но это я предложил Василию Ливанову сделать «Бременских музыкантов».
Правда, я немного боялся текста братьев Гримм — в том смысле, что он — немецкий, а между немцами и русскими — большая пропасть. Ливанов сказал: «Забудь про братьев Гримм, мы будем делать свободную фантазию». И добавил: «Новому поколению сказки надо рассказывать по-новому, современны языком».
Знаю, что продюсерская компания Никиты Михалкова снимает фильм «Бременские музыканты». Даже если эта новая версия получится такой же фееричной, как старая, все равно люди будут возвращаться к нашему фильму, нашим песням и нашим героям…
Василий Ливанов — уникальный человек. Не все знают, что еще он — блестящий карикатурист. Однажды он сделал карикатуры на политических деятелей, которые сжег под революционные песни. Всю ночь мы жгли эти карикатуры, курили, выпивали. Когда закончились сигареты, Ливанов пошел на улицу, и собрал из урн бычки, которые мы и докурили…