«Наш московский зритель - самый радушный»

Один из самых модных театральных режиссёров Андрей Житинкин оказался настоящим везунчиком. Его буквально с ранних лет окружал весь цвет российской интеллигенции. Вероятно, именно поэтому Москву народный артист называет не иначе, как «театральной меккой».

Я родился во Владимире, который в 1147 году был столицей Руси и, наверное, поэтому я с детства был в хорошем смысле слова отравлен прекрасными спектаклями, великими актёрами. Часто я бросал всё, садился в электричку, приезжал и смотрел импрессионистов или Сальвадора Дали.

Окончательно я переехал в Москву мгновенно. Есть те, кто по много лет штурмует Щукинское училище, я же поступил туда с первого раза в 17 лет. До сих пор помню приёмную комиссию: Яковлев, Этуш, Симонов, Максакова. В общежитии мне не досталось места, но вскоре мне повезло: я начал жить на Пречистенке. В знаменитейшем шестиэтажном в стиле модерн здании, расположенном дверь в дверь напротив Академии художеств Зураба Церетели. Я там снял в коммуналке комнатку. Она была самой крохотной в квартире — всего 12 метров, но уютная, окна во двор и хозяйка хорошая — из дворян, Ольга Кронидовна. До революции она была владелицей этой огромной, превращённой в коммуналку, квартиры. Но когда её начали уплотнять и уплотнять, она, в конце концов, уехала жить к племяннику в сталинскую высотку на набережной. И комнату свою сдала мне. Комнатка находилась рядом с ванной и до революции служила хозяйке гардеробной.

Ольга Кронидовна ходила в прелестных кружевах, сидела на скамейках и, когда я приходил к ней платить за комнатку, красиво меня принимала. Мы пили чай из фамильного сервиза, она рассказывала мне о том, что было до революции, о своих романах, а после чаепития я деликатно оставлял деньги под блюдцем, так, будто мы — давние друзья. Все годы, что я учился сначала на актёрском, а потом на режиссёрском факультетах, плюс пять лет ставил дипломный спектакль, я жил в этой комнатке. У меня были экзотические соседи.

Мне, как режиссёру, всегда казались удивительными лабиринты судьбы, которые визуально воплотились в длиннющем коридоре и обитателях этой коммуналки. Через стеночку стучала мне палочкой, потому что плохо ходила, Лидия Ивановна Асадова, мама поэта, который в первый же год войны потерял зрение осколочным ранением, когда мальчишкой-добровольцем уехал на фронт. Он всю жизнь ходил в бархатной повязке и, когда приезжал к маме, шёл по нашему коридору, и перебрасывался со мной парой фраз. Ещё одним соседом был личный концертмейстер солиста Большого театра, народного артиста СССР Огнивцева. А через комнатку жила вдова главного администратора Большого театра. Высокая красивая дама. Чуть дальше обитала вдова начальника Бутырской тюрьмы. И от такого смешения судеб было интересно жить.

Сейчас у меня квартира на Пушкинской площади, и мои любимые места тоже в центре. Нежность к Арбату. Когда-то я там пару раз встретил Окуджаву, который шёл в задумчивости, бормотал какие-то строчки, а теперь он также идёт в виде бронзового памятника. Арбатские переулочки, если перемещаться по диагонали, быстро выводили с Пречистенки к Театру Вахтангова, Щукинскому училищу и дому, где жили все актёры-вахтанговцы. Они попросили правительство, чтобы дом выстроили по удобному им плану. В итоге все квартиры сделали по индивидуальному дизайну, а сам дом построили так, чтобы к нему можно было пройти только пешком, что полезно, и чтобы можно было перед спектаклем погулять, настроиться, и возвращаться с хорошим настроением. Раньше актёры дружили и часто после спектакля заходили друг к другу в гости, где играли на гитаре или на рояле. Я был у Симонова, у Мансуровой.

Моя Москва для меня, как для режиссёра, театральная мекка. Я люблю интеллектуально и духовно наш театральный Бродвей, откуда можно дойти пешком до любого театра: и до Малого, где я ставлю спектакли, и до Моссовета, и до Сатиры. Ленком и Маяковка близко. И, несмотря на то, что мои спектакли ставились и в Америке, и в Израиле, и в Италии, и во Франции, и в Прибалтике, я понимаю, что наш московский зритель — самый радушный.