«Я решил не залезать в эту кабалу»

Отец российских ледовых шоу Илья Авербух рассказал МОСЛЕНТЕ, зачем в 2002-м вернулся из Америки в Россию, как прошел путь от организатора дивертисментов до режиссера больших спектаклей, что считает высшим оскорблением и какие переговоры ведет по поводу малой спортивной арены «Лужников».

Илья Авербух, фигурист, серебряный призер Олимпиады в Солт-Лейк-Сити и чемпион мира 2002 года, продюсер телевизионного шоу «Ледниковый период», режиссер-постановщик собственных ледовых спектаклей, художественный руководитель проекта «Дети на льду. Звезды».

Возвращение в Россию

C 1995 по 2002 я жил и тренировался в США, и, разумеется, думал там, чем буду заниматься по окончанию спортивной карьеры. Когда я ее завершил, то уже четко понимал: надо возвращаться в Россию. Такое решение я принял не потому, что во мне взыграли патриотические чувства, и я поехал спасать родину фигурным катанием. Все было очень прагматично: пожив в США, я четко ощутил, какие там существуют рамки, где тебе отведено место, а где — уже никто не ждет.

А в нашей стране, с ее молодой и развивающейся энергетикой, тогда была возможность стартапа и скачка. И в 2002 году я интуитивно почувствовал, что пройдет не так уж много времени, и у нас точно так же все ячейки и ниши окажутся забитыми. Поэтому, несмотря на комфортную жизнь в США, где спокойно можно было взять кредиты на все, сразу получить домики с лужайками и потом всю жизнь их отрабатывать, я решил не залезать в эту кабалу. Так что мы с Ириной Лобачевой (тогда еще — женой и партнершей по парному катанию, ред.) собрали вещи и вернулись в Россию.

Здесь я достаточно активно пытался найти себя в тренерстве, работе на телевидении, но ближе всего мне стала организация ледовых шоу. Первые из них были сделаны по западным лекалам: я собирал знаковых людей, они выходили на лед и катали свои готовые номера. В организации такого рода ледовых дивертисментов моя миссия заключалась в том, что я отвечал за организацию и рекламу, нес финансовую ответственность.

Сначала меня все это заводило, был определенный кураж. Приехав в Россию, я на ровном месте создал в 2004 году компанию «Ледовая симфония», проехал в туре шесть городов в Сибири и чувствовал себя совершенно счастливым. Финансовые результаты были не очень хорошие, но, заручившись спонсорской поддержкой банка, я смог выдержать финансовые обязательства перед всей командой шоу. Ни копейки не заработал, даже влез в долги, но это было не так важно — главное, что удалось создать ледовое шоу.

Практически сразу меня начало подтачивать изнутри то, что, хоть в шапке афиш и стояло: «Шоу Ильи Авербуха», реально мое участие сводилось только к тому, что я всех его участников собрал вместе. И назавтра точно такое же шоу мог собрать любой другой известный фигурист, а участники мигрировали бы из программы в программу.

Мне очень не нравилось, что я всего лишь «банкую на банкете», никакой эксклюзивности мое участие в шоу не придает, и я в большой зависимости от его участников. Без чемпионов программа не имела бы смысла, стоило бы кому-то не поехать или не согласиться на финансовое предложение, шоу сразу бы раскисло и его бы попросту не стало.

Поэтому я начал думать о создании более сложного контента, который отличал бы мое шоу от других не только именем, а еще и внутренним содержанием. Начал я с того, что стал сам ставить все номера. Так появилось стилистическое единство, выправилась музыкальная палитра, и шоу сразу стало отличаться от других.

«Ледниковый период»

Конечно, огромным и судьбоносным подспорьем стал проект «Ледниковый период», в который меня пригласили потому, что на тот момент «на рынке» я был единственным создателем ледового «контента». Меня позвали в качестве тренера и продюсера, и я целиком окунулся в проект, в котором получил огромный опыт работы и создания полутора-двухминутных миниатюр с насыщенной сюжетной линией. Для людей, которые не умели кататься на коньках, нужно было придумывать номера со сложной драматургией, чтобы зрителям было, на что смотреть.

Когда я через это прошел и получил такой опыт, мне стало страшно, что я так и останусь в истории отечественного шоу-бизнеса только как создатель миниатюр. Мне захотелось развить эту историю до формата целого и абсолютно эксклюзивного шоу. И так возникла идея создания своего спектакля, полноценного действа на льду, объединенного сквозной линией, едиными: сюжетной историей, костюмами, декорациями и светом.

Так родился мой первый настоящий спектакль — «Огни большого города». Все по привычке называли его ледовым шоу, а я всех поправлял: «Не путайте, это — спектакль». Это уже было целиком срежессированное мной действо, к которому была написана оригинальная музыка.

Работая над спектаклем, я продолжал делать большие мероприятия, выступал режиссером церемоний открытия. Одним из ярких событий в моей жизни было создание ледового шоу в Сочи за год до олимпийских игр. Репетировали в касках — боялись, как бы что на голову не свалилось.

В 2013 году мы открыли Ледовый дворец в присутствии президента страны и высших чинов международного олимпийского комитета. Уж не знаю, как тогда электричество выдержало, но все было очень ярко и прошло на ура. После этого мне доверили делать шоу через год после игр, в 2015 году и опять в присутствии Президента. Тогда все было уже поспокойнее, олимпиада была уже позади.

Также я был режиссером открытия церемонии открытия Чемпионата мира по хоккею с шайбой в Москве, церемонии открытия Чемпионата по хоккею с мячом в Ульяновске. Таких историй и было и случается много, но все равно меня тянет к ледовым спектаклям.

«Кармен» в «Айсберге»

Только через шесть лет после «Огней большого города» родился следующий спектакль — «Кармен». Произошло это в Сочи, потому что там появилась площадка — ледовый дворец «Айсберг», где уже можно работать стационарно.

Никто не верил, что на ежедневной основе там можно собирать на спектакль 2-2,5 тысячи зрителей. Одно шоу — да, но пять дней в неделю… Однако нам это удалось, и это не тот случай, когда организаторы нагнали полный зал народу, чтобы снять один ролик с аншлагом для YouTube. Главный показатель шоу — не фотографии со зрителями, сделанные с селфи-палки. Шоу живет, если зритель ходит, и только самоокупаемость показывает, успешен проект, или нет.

С «Кармен» мы рискнули, пошли во второй сезон, и в общей сложности отыграли и откатали больше 200 спектаклей. На Гиннеса не подавали, но это — абсолютный рекорд для такого взрослого ледового действа. И я по-прежнему ищу и не могу найти для этого жанра правильного определения: мы называем его «ледовым мюзиклом», что не совсем верно, потому что артисты, которые у нас поют, сами на льду не танцуют.

В этом году уже четвертый год, как мы работаем в Сочи. Казалось бы, каждый сезон туда ездят отдыхать одни и те же люди, и они уже должны перестать к нам ходить. Но нет, ходят, экономика пока работает, и в этом году мы создали и запустили новый спектакль — «Ромео и Джульетта». В нем очень много новаторских вещей, если сравнивать с «Кармен». И мы с волнением ждем нашей премьеры в Москве, которая вот-вот состоится.

Дом танца

И, конечно, одна из главных мотиваций создания всех этих спектаклей — это мое желание рано или поздно получить стационарное здание. В Москве есть прекрасный «Дом музыки», а я мечтаю о «Доме танца», где под одной трансформирующейся крышей можно было бы проводить и ледовые театральные постановки, и любые другие хореографические шоу: и Stomp, и современный модерн, и вообще все, что связано с пластикой.

Современные технологии, например, позволяют делать лед на потолке, на стенах, и кататься 360 градусов. Таких возможностей сейчас появилось много, и хотелось бы работать в ледовом дворце, где все они представлены. В целом проект мне представляется, как обращенный к крупному формату, площадному искусству, где ты работаешь большими, крупными мазками и атрибутами.

Конечно, как режиссеру, мне хотелось бы и камерности, и тонкости, которых можно добиться только в стационарном театре. И я мечтаю о том, чтобы такая площадка появилась в Москве, потому что столица у нас — новатор в этой истории, и нигде в мире подобного тому, что я задумал, еще нет.

В принципе существует два пути, как можно такое стремление воплотить: ходить по кабинетам, просить театр и рассказывать, что в нем можно будет увидеть, либо не быть голословным, делать постановки и объяснять, что можно сделать их еще лучше, если сделать стационарный театр. Так что, вместо того, чтобы просто обивать все эти годы пороги, я уже сделал три полноценных спектакля.

Так что я считаю: надо делать свое дело, а остальное само придет. Я веду переговоры в Москве: было несколько предложений работать на ВДНХ, но я их не принял, потому что нужна экономическая составляющая. Пока, все, что я просчитываю, без города сделать очень сложно, а пробиться в город очень непросто.

При этом жаловаться не приходится: у меня сейчас прекрасная площадка в Сочи. Чтобы не было иллюзий, поясню: она не дана мне под развитие. Зал мы арендуем на три с половиной месяца по льготной ставке, которую нам дают, потому что такой большой якорный клиент — мечта любого ледового дворца, которые летом обычно простаивают, пожирая деньги. Проект самоокупаем, и я плачу за все: за гостиницы для артистов, рекламу, билеты, свет и декорации.

В Сочи сезон заканчивается к октябрю, с этого момента люди едут уже в горы, а не к морю, и с этого момента по июнь для нас лучшим вариантом было бы работать в Москве. Мы, по сути, это и делаем, но пока — в гастрольной версии: 28-го октября наш спектакль стартует в Лужниках, после чего едем в Санкт-Петербург, Минск и так далее.

Лужники — дом родной

В Москве я начинал кататься в Перово, на открытом катке стадиона «Авангард», а лет с семи мама возила меня на тренировки в «Лужники». Еще не было даже метро «Перово», и мы добирались долгой дорогой через «Измайловский парк», на трамвае.

С того момента «Лужники» вошли в мою жизнь очень плотно, уже в наши дни у меня там находится весь офис, и я переживаю всю происходящую там стройку, которая происходит в связи с реконструкцией комплекса к Чемпионату мира. Уже видно, какой там будет «город-сад», и то, что там будет достроено — очень классно.

Малая спортивная арена «Лужников» прекрасна снаружи: величественный советский стиль, но внутри требует реконструкции, и ее вполне можно было бы переоборудовать в «Дом танца», преобразуемый в концертный зал. Я сейчас веду переговоры в этом направлении. В силу того, что идет реконструкция всех «Лужников», здесь есть шанс в той же бюджетной программе провести реконструкцию и малой спортивной арены. И это сейчас, наверное, — единственный шанс для Москвы, не особенно напрягаясь, получить еще одну ледовую площадку мирового уровня.

«Я — величина, дайте мне» — не мой подход. Я сам все сделаю, нужно только чуть-чуть помочь. Может, дело в том, что мои интересы никто не лоббирует, может, я не достаточно настойчив, а додумываться «Что там Илюше надо» никто из городских чиновников сам не станет. Но площадки в Москве у меня пока нет.

Высшее оскорбление

Мне, конечно, везет, что фигурное катание любимо в нашей стране и я захожу через понятный формат. Если бы я это делал через другой жанр, все было бы гораздо сложнее. Те же мюзиклы, например, настолько чужды российскому менталитету, что собирают залы только в Москве, а по стране не ездят.

«Пола Негри» пытался встать в Сочи, но это закончилось полным провалом. Люди не понимают этот жанр, какой-то он очень американский, и надо его сильно перелопатить, чтобы он у нас прижился. А я нахожусь в очень попсовой истории: любимые фигуристы, уважаемые страной чемпионы, а не просто звезды, раскрученные телевидением.

Другое дело, что многие считают — в этом формате плохо быть не может, и даже если все прошло на грани провала, зрители в любом случае скажут: «Они так катались хорошо, такие милые, такие молодцы». Когда начинаются такие комментарии, для меня это — высшее оскорбление, как будто не существует всего остального, что было сделано на этой базе «наших любимых фигуристов» ? Много приходится читать отзывов, и если они начинаются со слов «Фигуристы такие замечательные…» , стараюсь даже не смотреть, потому что понимаю — тут я недожал, человек не забыл обо всем этом и не погрузился в состояние внутреннего потрясения, внутренней динамики.

Добиваться этого — задача другого уровня, который вообще отсутствует при постановке обычных ледовых шоу. Ведь, по большому счету, ни об одном из них не услышишь: «Халтура». В любом случае люди скажут: «Ну, они же на коньках катаются, там, наверное, все так сложно».

А я стараюсь переплести различные направления, чтобы на льду были представлены и цирковые артисты, и живое пение, и современная хореография без коньков. Стремлюсь представить все это в единой стилистике, в правильном оформлении, чтобы все эти элементы выглядели в шоу оправдано. В этом я всегда ровняюсь на наших западных коллег, которые умеют делать целостные представления, а не компот, в который побросали все, что было под рукой. А в нашей шоу-индустрии в этой области, к сожалению, большой провал.

Гордость за катки

У меня есть определенная гордость за то, что теперь зимой в Москве заливают столько больших и доступных катков. Потому что первый из них появился в 2007 году на Красной площади, и сделал его Михаил Куснирович под впечатлением от самого первого сезона «Звезд на льду». После чего формат вошел в городскую культуру, что в лучшую сторону отличает Москву от многих городов мира.

Конечно, все это должно еще обрасти пиаром, который на Западе, например, организован прекрасно. Хотя бы само название «Мировой каток в Рокфеллер-центре», например, как звучит, а? Звучит гораздо круче, чем есть на самом деле, потому что, приходя в этот центр, ты видишь зажатый между небоскребами маленький каточек 20 на 50 метров, кататься на который люди приходят в том числе и ради имиджа самого места.

Думаю, московские катки еще заматереют, особенно такие большие, как в Парке Горького, на ВДНХ, в Сокольниках. Вообще, это прекрасная идея — заливать большие пространства в парках, включая не только площади, но и дорожки.

Так как в Москве сейчас стало много и катков, и школ, и зимой звезды всюду проводят мастер-классы. Качество льда везде приблизительно одно и то же, так что я советую выбирать для катания площадку, до которой вам удобнее добираться: ближе к дому или к работе.

Делайте выбор в зависимости от собственных предпочтений: любишь кататься на просторе — тебе в Сокольники, а любишь долго ехать куда-то в даль и при этом разговаривать со спутницей — это на ВДНХ или в Парк Культуры. Сам бы я выбрал именно такой «прогулочный», голландский вариант, когда просто едешь и едешь вперед и не пытаешься при этом умничать, демонстрируя всем, как же здорово ты катаешься.

Смена поколений

В 2006 году стартовал телевизионный проект, а в феврале того года была триумфальная для России олимпиада в Турине, когда в фигурном катании мы выиграли три золота из четырех: Плющенко, Тотьмянина и Маринин, а в танцах – Навка и Костомаров. После этого началось телешоу «Ледниковый период», а в 2010 в Ванкувере наша команда выступила очень неудачно.

Тогда как раз произошла смена: туринское поколение завершило карьеру, и бум интереса к фигурному катанию тогда был вызван телевизионным проектом – самыми рейтинговыми были первые четыре сезона. За всем за этим вся страна не заметила, как поменялось поколение наших олимпийских фигуристов, которые с таким триумфом выступили затем в Сочи.

Телешоу помогли продолжить свою историю поколению туринских медалистов, которое было самым золотым. У нас в «Ромео и Джульетте» сейчас выступают: Тотьмянина и Маринин, Волосожар и Траньков, Костомаров, Ягудин, Кулик, и не будем вспоминать, сколько лет прошло с его олимпиады. Все в топе, и страна знает, что тот же Ягудин сейчас катается. Конечно, это заслуга телевизионной истории, придавшей долголетия чемпионам.

Дети «Ледникового периода»

Конечно же, телевизионная история – чистое шоу, которое никакого отношения к спорту не имеет. С точки зрения популяризации, социального резонанса – да, в 2006-2007-м, когда шли первые сезоны «Ледниковых периодов», мамы и папы повели заниматься спортом шести-семилетних, которым сейчас лет по 16.

Нас родители вели, потому что видели Пахомову с Горшковым и Роднину, в которую моя мама, например, была просто влюблена. А в 2007-м многие, конечно, повелись на то, что так быстро, буквально за пару месяцев, можно уже начать уверенно танцевать на льду. Конечно, часть того потока отсеялась, но в основном, думаю, дети «Ледникового периода» сейчас катаются.

Социальной задачи популяризации фигурного катания мы себе не ставили, все само так получилось, что теперь это — не стыдный для мальчиков вид спорта. Я в детстве, когда спрашивали: «Каким спортом занимаешься», старался скороговоркой выпалить: «Фгрнмктаньем», потому что тогда, в 1980-х это было не по-пацански.

Конечно, лучше, чем балет, — это хотя бы спорт, но все равно далеко от футбола и хоккея, которые котировались в первую очередь. А теперь такого уже нет, отношение сменилось. Хотя в целом мальчиков в этот спорт по-прежнему приходит меньше, из девочек выбор гораздо больше.

Что касается вектора развития, то, мы по-прежнему не можем научиться кататься, как североамериканцы, если говорить о скольжении и вращениях, и компенсируем это сложностью прыжков. Нашими приоритетами всегда было эмоциональное, очень драматическое и атлетичное катание, такой «танец с саблями». А западное катание — это не Хачатурян, это рапсодия Гершвина.

Дети на льду

Очень интересная история — проект «Ростелекома» и федерации фигурного катания России «Дети на льду. Звезды», второй сезон которого выйдет в эфир в сентябре. Суть его в том, что со всей страны отбираются талантливые дети, из которых только 21 мальчик и 21 девочка пройдут в полуфиналы. И далее идет «игра на выбывание», которая транслируется по четырем каналам. Это шоу появилось, даже опережая тренд, если жестко сказать, эксплуатации детей на телевидении. «Детские голоса», «Самый лучший» уже пошли следом.

Что происходит в «Детях на льду»? Мы в жюри во главе с Татьяной Анатольевной Тарасовой констатируем, что ребенок талантлив. Но его не просто показали и забыли: победители получают гранты на продолжение тренировок, поездки на соревнования, а проект ставит перед собой задачу проследить их рост в спорте. И именно это направление, я считаю, надо двигать, тогда в шоу будет абсолютная эксклюзивность.

Это уже не ради того, чтобы показать ребенка и на его умиленных слезах получить хорошие рейтинги. Здесь совсем другой посыл: показать ребенка, чтобы он почувствовал свою матерость, получил опыт и пошел расти в спорте дальше.

Этот формат пока только формируется, но уверен, совсем скоро он выйдет на уровень федеральных каналов, потому что уже этого достоин.

И его прелесть — не в коммерческой составляющей, а в том, что перед нами уже — настоящий социальный проект. Мотивационный он больше для родителей, потому что это им хочется, чтобы их ребенок тоже появился на экране. Как говорила мне мама: «Потом ты мне скажешь спасибо». Думаю, всем мамы это говорили.