«Есть вирус пострашнее. Этот вирус называется страх»

Ольга Тенишева: Представлю наших сегодняшних гостей, спикеров. Джефф Мейно, автор очень популярного блога Building Blog, который он создал в 2004 году. Также Джефф написал бестселлер, «A Burglar’s Guide to the City», которая рассматривает неочевидные связи между преступностью, в частности ограблениями, и архитектурой. Он много пишет на тему технологий, инфраструктурных изменений, архитектуры и дизайна.

Наш второй спикер сегодня – это Никола Твилле, соведущая известного подкаста Gastropod, обращающегося к темам еды через призму науки и истории. Она писатель и автор публикаций в таких изданиях, как The New Yorker, Volume, Wired и многих других. Сейчас она пишет книгу, которая обращается к темам заморозки, системам заморозки.

По умолчанию виновен

Джефф Мейно: Поговорим о теме карантина, которую мы исследуем уже много лет, и сейчас дописываем книжку, которая выйдет в будущем году и в США, и в Англии. А если найдем переводчика, спонсора и издателя, то опубликуем ее и в России.

Сегодня мы расскажем о карантине, с одной стороны, говоря о том, как он связан с темой архитектуры и дизайна. А также поговорим о своем индивидуальном подходе к этой теме. И расскажем о том, как каждый из нас дошел до этой темы.

Я всегда писал об архитектуре, дизайне, о технологиях и городах. И карантин для меня всегда выделялся как особенно интересная тема, в особенности потому, что по сути это же пространственный вопрос. То есть у нас есть какой-то объект «А», который пространственно отделен от объекта «Б», чтобы они друг на друга не влияли и друг друга не могли заразить.

Так вот, карантин – по сути это очень простая инструкция, алгоритм, пространственная повестка дня, которая говорит: «Вот эти два субъекта не могут быть в одном месте в одно время». Они должны быть в разных зданиях, в разных комнатах, в разных пространствах.

Интересно для меня здесь вот что. Это влияет на нас на самом разном уровне, в разных масштабах. Например, на уровне комнат. Если есть какой-то карантин, то нужно вводить, например, какие-то стены или очень продвинутые системы воздухопроводов, кондиционирования.

В масштабе города нужно думать об отделении целых микрорайонов, о том, чтобы закрывать мосты. О том, чтобы два, например, микрорайона никак друг с другом не сталкивались. Даже Берлинская стена является метафорическим политическим карантином, чтобы два района города были отделены друг от друга.

Далее представим это в более широком масштабе. Посмотрим на менее материальные аспекты вопроса карантина. Таким образом, мы также доходим до каких-то политических аспектов об ограничениях перемещения людей, о том, как правительство может это делать, определять права людей в этой области.

Например, для нас в контексте США это также имеет отношение к конституциональному праву. У кого есть право на передвижение, у кого есть право на, например, доступ к системе судов, можно ли в суде оспаривать вопросы карантина, несмотря на медицинские параметры системы карантина. То есть не только метафорические аспекты, но и весьма буквальные влияния на жизнь людей.

Мы находим карантин где угодно, если внимательно поищем. Есть фантастическая короткая история. Рассказ называется «Маска красной смерти» Эдгара Аллана По. Конечно же, в «Декамерон» - еще одна подобная история.

Даже в современных фильмах это можно видеть. Например, вы просто называете фильм «Карантин», и сразу же понятно, что это фильм ужасов. Сразу же всем понятно - фильм говорит об изоляции, об отделении людей друг от друга. (...)

Никола Твилле: Так вот, Джефф – это тот из нас, кто изначально заинтересовался темой карантина. И он как-то упомянул об этом, когда мы были в Австралии. Австралия, я вам скажу – это очень-очень серьезная страна с очень серьезным подходом к карантину.

Австралийцы большое внимание уделяют карантину. Я подумала обо всем этом, послушала Джеффа, и решила, что да, наверное, карантин – тема непростая. И в принципе, я заинтересовалась ей немного с другой стороны, не с той, с которой ей интересуется Джефф.

Дело в том, что по определению непонятно: человек внутри карантина инфицирован или нет? Если уже доказано, что вы инфицированы, вас не будут помещать в карантин, вас изолируют. То есть для того, чтобы оказаться в пространстве карантина, достаточно лишь подозрения. И это нас ведет в очень серую морально-законодательную зону. То есть с человеком могут обращаться как с кем-то, кто по умолчанию виновен, пока не будет доказана его невиновность. Такая обратная презумпция невиновности. Понимаете? И это, конечно же, ведет к возможному злоупотреблению. Меня это сразу же заинтересовало. Я подумала: «Карантин с точки зрения общественного состояния здравоохранения, это же способ справиться с риском инфекции. Но также это своего рода легитимизация подозрения, это способ манипуляции временем и пространством, чтобы создать буфер против какой-то неопределенности».

Традиционные правила взаимодействия отменяются

Но также, в принципе, традиционные правила взаимодействия людей в этой ситуации отменяются. То есть, например, вы можете просто поместить какого-то индивида в карантин. Медсестру, которая, например, лечила пациентов, больных вирусом Эбола. Таким образом, можно ради общего блага отрицать ее гражданские свободы. Но также можно в карантин поместить целый класс людей.

Например, в основном молодые, необеспеченные и предположительно женщины легкого поведения оказываются в ситуации, когда полиция их помещает в карантин. Это называется, как ни странно, «Американский план», и действовал он в 10—20-е годы XX века. Официально его цель сводилась к тому, чтобы предотвратить распространение венерических заболеваний. Но на самом деле это была система карантина, которая технически контролировала сексуальность женщин. То есть реально группу людей взяли и поместили в карантин.

Или, например, беженцы с Гаити, которые находились в 90-е годы в карантине в Гуантанамо. И действующий генеральный прокурор США Уильям Барр утверждал: этих людей подозревали в том, что они больны СПИДом. Но на самом деле там было очень-очень мало таких больных. В целом это был очень сложный правовой и моральный вопрос. Многие эксперты по праву говорят, что эта практика стала прецедентом такой практики, когда беженцы и участники каких-то военизированных объединений могли быть помещены в такого рода лагеря.

Кубинский кризис, угроза ядерной войны в 1966 году – это тоже своего рода практика карантина. Блокаду Кубы называли тогда карантином. Но по сути это был акт войны. И вот мы посмотрели на эти скользкие ситуации и решили, что нужно об этом написать книгу.

Джефф Мейно: Кажется, стоит вспомнить, что Никола пишет еще одну книжку - про охлаждение. Мы путешествуем по всему миру в поисках этих огромных складов-холодильников и морозильников. Знаете, когда хочешь сделать большой исследовательский проект, лучше писать про сауны или про пляжи, не про холодильники. Но на самом деле наши исследования приводят нас в самые поразительные места, где, кстати говоря, можно избежать уплаты налогов.

Там очень легкий, очень простой налоговый режим. Например, островок в Адриатическом море, - Хорватия, прекрасная страна. И вот, мы провели много времени в этих феноменальных локациях на Ближнем Востоке, в Средиземноморье, посещая медицинские учреждения, замки, форты, периферические архитектурные структуры, которые были поставлены специально для карантина, либо использованы для карантина.

Примеры Хорватии и Венеции

Я хочу привести пару примеров из наших скитаний. Описать, каким образом какие-то значимые факторы ведут к тому, что на определенные локации накладывают карантин, как стратегию пространственного контроля.

Вот в Хорватии, например, почему нужно было вводить карантин? Дело в том, что морская торговля в Адриатическом море проходила через маршруты с Ближнего Востока. Просто ветра вели корабли туда. Очень много кораблей, которые несли различные заболевания с восточной стороны Адриатического моря. Поэтому необходимо было каким-то образом замедлить прибытие этих кораблей и замедлить сход на берег моряков. Таким образом образовался карантин.

Ландшафт сам по себе тоже помогал этой цели. Полуострова и острова были преобразованы в станции ожидания, где на якоре корабли ждали под флагом карантина. Таким образом был организован временный и пространственный контроль. Некоторый пространственный и временной буфер, который мешал людям добраться до берега. Таким образом, побережье защищали от моряков.

Другое место, тесно связанное с карантином, – это, конечно же Венеция. В Венеции карантин довели до совершенства. Там это был, в принципе, основной инструмент проектировки пространства. И стоит упомянуть, что топография этого города устроена следующим образом: достаточно закрыть мост, и один островок оказывается отделенным от другого. К этому можно добавить запрет на передвижение гондол и кораблей, и таким образом разделить не только географические, но и топографические, рукотворные острова.

И не случайно Венеция является родиной современной концепции гетто. Когда мы говорим о гетто сегодня, то на самом деле все они происходят от еврейского гетто, созданного в Венеции посредством простых инструментов: закрытых мостов или баррикад. Это просто архитектурный язык закрытых дверей или блокировок, которые помогают создать пространство карантина.

Пример Мальты

Следующая локация, которую я хотел упомянуть, говоря о крупном масштабе и метрологических феноменах, – это остров-государство Мальта. (...)

Это не просто красивое местечко с архитектурной и природной точки зрения, здесь выработалась очень интересная система карантина. Это такое «бутылочное горлышко» между Северной Африкой и Южной Европой, поэтому морское движение с Ближнего Востока или с южной стороны Адриатики во Францию, Португалию, Англию и так далее проходит достаточно близко к Мальте. Таким образом, крупные империи Европы договорились о том, что их граница, как аутсорсинг, располагалась на Мальте.

То есть кто-то, кто едет в Лондон, например, следовал через этот остров и проходил там карантин, по соглашению с Британской империей и Мальтой. Это прецедент создания очень интересных схем перемещений беженцев и убежища, которое на самом деле имеет место даже сегодня. Например, если вам нужно перелететь в США, пролетая через аэропорт в Ирландии, вы проходите такую же систему карантина. То есть прецедент, тогда созданный в Мальте, повторяется сейчас, когда, например, есть какие-то промежуточные точки, где люди, летящие или путешествующие из одной страны в другую (в Австралию или в США), также проходят карантин. Такая пространственная логика суверенитета, перенесенная через карантин в другое место.

Микробы пришельцев

Никола Твилле: Мы не просто посещали красивые места, мы говорили с большим количеством крайне интересных людей, которые активно работают в бизнесе карантина, которые зарабатывают карантином на жизнь. Это эксперты. Например, чиновники по планетарной защите в США. Женщина, у которой малюсенький офис в Вашингтоне, столице США. И она отвечает за то, чтобы Земля находилась в состоянии карантина от остальной Вселенной и наоборот. Что это значит с практической точки зрения? Эта женщина занимается тем, что называется исходящий и входящий карантин. То есть, с одной стороны, мы стараемся сделать так, чтобы формы жизни с Земли не попали на Марс. А с другой стороны она отвечает за внутренний карантин, когда какие-то страшные существа, - микробы пришельцев, - не попали бы сюда к нам на Землю и не вызвали бы чудовищно страшную чуму пришельцев.

То есть, когда, например, астронавты миссии «Аполлон» не сразу отправляются выпить чашечку кофе на Земле после того, как они приземлились. Нет, они должны пройти как раз эту систему биологического отделения. На них надевают специальные скафандры, и они проводят некоторое время в состоянии специального карантина в специальном трейлере со специальным кислородом.

Соответственно, NASA проверяет, нет ли на этих астронавтах каких-то опасных для Земли частиц. По-прежнему это актуальный вопрос. Подумайте о том, что зонды привозят частицы с Марса, и в NASA активно сейчас думают, как делать это безопасно. (...)

Подумайте о давлении воздуха, когда вы, например, должны создать чистое пространство. В состоянии карантина у вас есть негативное давление, то есть сниженное давление в комнате, и более высокое давление снаружи. Таким образом, из комнаты ничего не выходит наружу. Но если говорить об образцах веществ с Марса… Мы же никуда не сможем сбежать с Земли.

С другой стороны, мы не хотим ничего такого доставить на Марс. Такая, знаете, двусторонняя система карантина. С одной стороны, NASA решили, что эти образцы с Марса должны просто не попадать на Землю. Это самый простой способ соблюдения карантина. Но у них это не получилось.

Дезинфекция почты

Кстати, мы говорили со многими организациями в Европе, и в частности, с одним парнем, который сейчас уже на пенсии. Он занимается дезинфекцией почты. Эти ребята крайне, извините за выражение, задротским способом занимаются санитаризацией и дезинфекцией почты. До конца XIX века очень широко бытовало мнение, что инфекции передаются через бумагу почты. И практика открытия и дезинфекции почты при помощи дыма или, например, уксуса была очень распространена. Такие следы, как проколы бумаги или, например, пятна от уксуса, помогают людям сейчас понять, какие пространства на планете Земля считались потенциальными источниками инфекций или заболеваний просто по тому, откуда приходила почта, которую так дезинфицировали.

В частности, ученые, работающие с Facebook, Twitter и Google, пытались понять, как это формирует социальные закономерности. Как можно выстроить модели передачи заболеваний и инфекций. (...)

Кто станет убером карантина

Джефф Мейно: Если говорить о том, как компании, занимающиеся данными, сейчас проникают в область карантина, то стоит поговорить о Google Nest. Знаете, все говорят о том, что происходит некая уберизация. Хочется быть убером того, убером сего, а все становятся убером чего-то. Кто же станет убером карантина?

Интересно посмотреть на тот дискурс, который окружает сейчас то, как Google экстраполирует то, на что вы смотрите онлайн, чтобы понять, потенциально инфицированы вы или нет. Если вы все на «Стрелке» будете гуглить, например, про аспирин, то вероятно, что вы все чем-то больны. Это действительно говорит о потенциальной вспышке заболевания здесь. То есть, можно на основании того, что люди ищут в поисковике, экстраполировать, что в данном районе может быть вспышка заболевания, и поместить этот район в состояние карантина. Такой антиутопичный сценарий говорит о том, что можно вот так отслеживать потенциальные точки заболевания и помещать целые пространства, районы в состояние карантина.

Есть такая компания Nest - поставляют на рынок набор устройств для умного дома: термостаты, замки, камеры наблюдения и так далее. И в частности этот Nest отслеживает вашу способность или неспособность выйти из дома. Если вы вдруг не можете выйти из дома самостоятельно, очевидно, что вы больны.

Насколько я понимаю, такого рода умный дом очень скоро станет медицинским инструментом против людей во имя карантина и во имя ограничения перемещения. Я полагаю, что это будущее приближается к нам быстрее, чем мы можем полагать.

Разбираясь с этой темой, мы случайно встретились с человеком на конференции, посвященной карантину. Этот человек работает в крупной компании, которая занимается добычей нефти на небольшом острове на побережье Австралии. Там ребята очень серьезно относятся к карантину, в частности в Австралии. Эта страна весьма и весьма серьезно подходит к вопросу карантина. Все вы наверняка знаете историю про кроликов, которые бесконтрольно расплодились в свое время в Австралии. И поэтому австралийцы очень жестко пытаются ограничить проникновение каких-то видов животных и растений в их флору и фауну.

Так вот, эта нефтедобывающая компания могла работать на острове при условии, что не внесет туда никаких сторонних видов флоры и фауны. У них это получилось очень успешно, но как?

Они не просто провозгласили, что они все это умеют. Суть в том, что эта компания выпустила армию роботов-машин с сенсорами, которые обследовали ландшафт и искали там какие-то сторонние виды флоры и фауны, не присущие данной территории. (...)

Компания смотрела на каждый ввозимый груз, на каждое устройство, станок, любой предмет оборудования, который попадал на этот остров. И без человеческого вмешательства, при помощи роботов, оснащенных сенсорами, все эти объекты и товары, попадавшие на остров, внимательно обследовались на наличие сторонних видов флоры и фауны.

Но такую технологию можно использовать в аэропорту, например, Нью-Йорка, Пекина или Москвы, чтобы так же создать жесткий карантин в реальном времени.

Они даже сделали такую маленькую компьютерную игру, называлась «Quarantine Hero». Маленькие анимированные модели грузов возникали на экране (рюкзаки, контейнеры и так далее), и все это работало в некоей симуляции различных сценариев карантина. Можно зарабатывать очки и становиться героем.

Интересно, что некоторые виды такой роботизированной техники уже экспортируются сейчас в Антарктику, чтобы контролировать товары, которые прибывают туда, на исследовательские станции. Так что мы уже видим, как карантин потихоньку проникает в повседневную жизнь.

Старомодная штука

Никола Твилле: Мы рассказали о некоторых местах, людях и темах, о которых говорим в нашей книге. Но сегодня мы решили, что должны еще углубиться в наши новейшие изыскания. Поговорим о Среднем Западе, о регионе, который называется Midwest. Штат Небраска, город Омаха, в середине США. Это первый федеральный карантин в США. Место функционирует уже на протяжении 100 лет.

В конце XIX – начале XX века, как и в любой другой стране, в США были больницы с карантином, которые строили на окраинах городов. Там держали иммигрантов, которых подозревали в переносе каких-то инфекций. То же самое происходило на островах. Например, в заливе Сан-Франциско. Теперь все эти помещения не используются, они в руинах.

У нас в XX веке появились антибиотики, вакцины, лекарства. В принципе, карантин стал не такой полезной вещью. Стало казаться, что уже никаких инфекционных заболеваний больше не будет, карантин – это что-то старомодное, слишком прямолинейное, слишком грубое. Это инструмент прошлого, когда не было чудес современной медицины. Наверное, он больше не нужен. И по-прежнему врачи сегодня говорят: «Ой, карантин! Какая старомодная штука».

А потом случился XXI век. Во-первых, случилось 11 сентября, и оно принесло с собой страхи биотерроризма, бомб в почте и так далее. Потом 2003 год и тяжелый острый респираторный синдром: птичий грипп и так далее. И вот врачи уже отказываются лечить людей, потому что они боятся, что эти пациенты несут страшную болезнь, которой они сами заразятся. Госпитали и больницы больше не принимают пациентов, которые подозреваются в том, что они являются носителями какой-то страшной новой инфекции. В больницах отказываются принимать представителей определенных этнических групп.

И вот карантин становится главной политической проблемой. Больше некуда людей девать, потому что все эти пространства карантина больше не используются. Они разрушились, стоят в руинах. И сегодня порой кажется, что вопрос какой-то глобальной инфекции – это лишь вопрос времени. Вопрос – когда. И сейчас, в принципе, нет ответа на вопрос, куда помещать людей, которые являются потенциальными носителями какого-то инфекционного заболевания. Где тот карантин, в котором люди не будут представлять опасности для других?

Американский и британский подходы

Так вот, Медицинскому центру Небраски выделили 20 млн долларов, чтобы создать в Омахе специальное пространство на 20 коек для карантина.

Нулевой этаж, который изначально должен был стать парковкой, переоборудовали в карантин. Со стороны кажется, что это отель средней руки. Там есть Wi-Fi, туалеты, телевизоры. Нейтральная краска, все как будто бы нормальное. Потом, если присмотреться, вы видите, что у этого пространства есть некие отличия. Тем не менее для нас оно является интересным напоминанием о том, что в карантине всегда есть некая схожесть с обыкновенной жизнью.

Да, вы там в основном один в комнате, занимаетесь своими делами, взаимодействуете с миром через онлайн. Вы смотрите NETFLIX, сериальчики, бегаете на беговой дорожке, никуда не ходите. Все это что в жизни, что в карантине происходит одинаково. Это пространство является чуть более скучной версией современной обыкновенной жизни. Но есть и важные различия. Например, системы контроля воздухоснабжения. Каждую комнату можно изолировать от другой. Если кто-то действительно проявляет симптомы инфекционного заболевания, можно реально нажать на кнопку и включить карантин в заданной комнате. (...)

Стены покрашены специальной особой субстанцией. И если, например, какие-то бактерии не были удалены в процессе очистки здания, то под инфракрасным излучением на этой стене, на этой краске их можно увидеть.

Эта американская версия карантина является странным сочетанием, с одной стороны, скучной жизни, а с другой стороны, экзистенциального ужаса. То есть да, в любой заданный момент времени может быть вспышка страшной инфекции. И эту вспышку сейчас отслеживают. Именно поэтому пространство карантина находится в Омахе, - ведь именно там сейчас находятся самое крупное пространство для биоизоляции людей.

Как сказал Джефф в начале лекции, граница сегодня в гораздо большей степени является технической концепцией. Мы не просто останавливаем людей на пороге входа в США. Можно отправить человека в зону карантина, и, если он болен, его можно затем отправить в некое пространство, биоотделение. И эти люди не покидают свой собственный своеобразный пузырь воздуха. Они свой внешний мир переносят во внутренний мир страны.

Мы посмотрели, как устроена эта система биоотделения, биологическая изоляция, а организовать это очень непросто. Каждая поверхность, каждое пространство, каждый элемент должны быть продуманы: воздухоснабжение, удаление отходов, материалы поверхностей, которые должны легко очищаться. Пространства должны предотвращать побег и иметь очень четкий режим доступа. Это действительно необычный подход к созданию пространства.

Например, содержавшиеся там пациенты - носители вируса Эбола могли общаться с внешним миром только через телефон, только через видео. Даже если они были при смерти, все, никак они больше не могли пообщаться со своими родными и близкими. Только через видеосвязь. И в этом пространстве биоизоляции были пара-тройка пациентов – носителей Эболы, которые там скончались.

Когда эти люди умирали, последние религиозные обряды выполняли ухаживавшие за ними медсестры, потому что нельзя было привести туда ни священника, ни муллу.

Эти пространства предполагают только движение в одну сторону: ручки на дверях есть только с одной стороны. (...)

В США, видите, пространство крайне проработанное, с контрастом давления, с правильным удалением отходов, специальным составом покрашенными стенами. И все сотрудники одеты в спецодежду.

В Великобритании философия была совершенно другая. Там все работает наоборот. У них были специальные «единицы пространства Трекслера». По сути это большие пластиковые пакеты, надетые на койку пациента. Медицинские работники буквально вставляют себя в эту стену, полиэтилен вокруг пациента. Внутри сниженное давление, соответственно. И ничего оттуда не может проникнуть. Через это пространство можно передавать еду, получать отходы.

И интересно видеть эти два очень разных решения проектировки такого рода пространства, которые при этом очень по-разному определяют опыт пребывания в этом пространстве. С одной стороны, в Небраске пациенты работают с людьми, которые полностью одеты в экипировку, вы не можете разглядеть лицо и так далее. Это неудобно, тяжело, жарко и даже более опасно, потому что чаще всего вы можете получить заражение, снимая и надевая эту экипировку. То есть в США медработники чаще являются жертвами какой бы то ни было инфекции, чем в Великобритании. Но пациенты могут ходить туда-сюда, они не живут в каком-то своем полиэтиленовом пузыре. В США только обученные специалисты по инфекционным заболеваниям могут заходить в такого рода пространства. Если, например, нужна консультация другого врача, он не может проникнуть в это пространство, а консультирует по видеосвязи.

В той версии пространства, которая используется в Великобритании, пациент находится в полиэтиленовом пузыре. Он не может выбраться оттуда, он реально прикован к своей койке. Но врачи и медработники не должны надевать биоскафандр. И любой человек может подойти к этому полиэтиленовому пузырю: члены семьи, врачи, медсестры могут находиться совсем рядом. Вы видите, насколько сильно отличается решение проектировки пространства карантина. Это определяет некоторые культурные различия пространства карантина. И это ведет меня к короткой истории, которая случилась, когда мы были в Небраске.

Мы встретились с врачом, которого держали там в карантине. Он работал в Демократической Республике Конго. Как-то по случайности он не надел перчатки, когда обследовал девушку, которая потом умерла от Эболы. Когда он вернулся в США, его сразу же эвакуировали в Небраску, чтобы, возможно, наблюдать развитие заболевания. (...)

Его отправили в пространство биоизоляции, но он не заболел Эболой. Он говорил, что он - интроверт, ему было здорово оказаться в одиночестве. Там была беговая дорожка, и он даже был доволен, что немножко подкачался в карантине. В общем, карантин был для него опытом приятным. Все это, конечно, сопровождалось страхом того, что в нем развивается смертельное заболевание, но тем не менее.

Американцы не любят идею карантина, потому что для них это процесс того, что у них отнимают гражданские свободы, ограничивают их свободу перемещения. Так вот, этот врач обнаружил, что в Конго люди противостоят карантину. Это центр карантина больных Эболой, который сожгли в Демократической Республике Конго. Разговаривая там с людьми, мы обнаружили, что там пациенты боятся карантиноизоляции больше, чем даже самого вируса Эболы. Люди не хотят жить в одиночестве, люди не хотят жить за пределами своего сообщества. Для них эта судьба хуже смерти. Для них уж лучше умереть от страшного вируса. В сущности, если ты один и изолирован от своей семьи, то вероятность того, что вы заболеете Эболой, еще более высока. Вы уязвимы там. В данном регионе это не просто какое-то культурное убеждение. Люди в этом районе не доверяют властям и полагают, что людей просто специально забирают в эти карантины, там заражают Эболой. Понимаете? То есть это подчеркивает необходимость прозрачности и доверия к системе карантина, чтобы люди понимали, куда и зачем их увозят, и верили этой системе.

Еще кое-что случилось в Омахе, в штате Небраска, когда мы там были. Судьи, члены Верховных судов каждого штата США, приезжали туда и обсуждали вопрос объявления карантина. Это же вопрос правовой. То есть в каждом штате США есть Верховный суд. Соответственно, этот суд провозглашает, например, право наложения карантина. Либо право карантина может быть оспорено в суде, потому что происходит ограничение прав людей.

Возможно, вы слышали о Кейси Хикокс. Это медсестра, так называемая «медсестра Эболы». Она была медсестрой в Сьерра-Леоне. Она не то чтобы соприкасалась напрямую с вирусом, но случилось так, что она вернулась из этого региона, и губернатор штата Нью-Джерси Крис Кристи решил, что эту девушку нужно изолировать в заброшенном здании, в госпитале, в палатке. Там не было даже никакого душа, не было туалетов работающих. Ее отпустили через три дня, она вернулась в свой штат Мэн. Она родом из этого штата. Опять же, она вернулась из Сьерра-Леоне. Она в тот вечер захотела пойти в бар встретиться с друзьями и выпить приветственный бокал пива. Тогда губернатор штата Мэн не считал, что это хорошая идея. Было очень много в обществе страхов в связи с распространением Эболы. Эту девушку решили изолировать, не позволить распространить вирус Эболы.

Таким образом, губернатор позвонил судье, и верховный судья должен был человека переместить в пространство карантина. В целом это сразу же породило пример проблемы, прецедент. Куча проблем: маленький городок, полицейский, который должен перевезти эту девушку в карантин, не хочет этого делать. Там один-единственный полицейский. Больше никто не хочет. И единственное место, где у них карантин, не используется с Первой мировой войны. Даже не было понятно, кто этого человека увезет в карантин, кто будет доказывать, должна или не должна она быть отправлена в карантин. И в итоге судья понял, что он не может человека этого переместить в карантин по закону.

Но ограничили ее перемещение. Она могла путешествовать только в рамках штата. Также было выпущено распоряжение о том, что она должна сотрудничать с различными органами, которые ее должны были обследовать.

Но дело вот в чем. Есть вирус пострашнее Эболы, этот вирус называется страх. Кейси Хикокс, эта медсестра, готова была пожертвовать своей свободой в определенной степени, для того чтобы действительно сохранить ощущение безопасности в обществе. Это был ее добровольный акт. Эти судебные распоряжения о карантине часто принимаются в атмосфере страха и паники. И нужно сделать некоторую скидку на этот страх и панику. В идеале такого рода решения должны приниматься на основании все-таки какого-то прецедента. То есть судебная система США должна быть готова к такого рода ограничению свободы, потому что последние прецеденты датируются 1919 годом. Понимаете?

Это тот самый губернатор Крис Кристи, губернатор штата Нью-Джерси. Для того чтобы решить этот вопрос судьи участвуют в такого рода симуляциях. В рамках этой симуляции сенаторы, чиновники и судьи собираются совместно и понимают, что же делать в ситуации, которая никогда не случалась. Никто не знает, что делать. Но этим заниматься должны не только медицинские профессионалы, медработники, судьи и чиновники. Такого рода симуляция – это очень сильный инструмент. И все мы должны подумать о том, какие ограничения индивидуальной свободы мы готовы принять на себя. Но должны мы об этом подумать заранее, до того, как случилась какая-то страшная эпидемия.

Джефф Мейно: Как Никола уже упомянула, у нас есть очень много подтем, примеров внутри нашей книжки. Конечно же, пересказывать книгу сегодня вечером мы не собираемся. Коротко: одна из глав говорит о карантине для видов других, не только человеческих существ. Не только люди могут быть жертвами определенного рода эпидемий. В частности Эбола – это инфекция, которая пришла из животного мира и затем передавалась от человека к человеку. Но растения тоже подвержены заболеваниям. И такие станции карантина можно заметить даже в аэропорту в Москве. Есть специальная станция карантина для растений. В Неваде, в Калифорнии есть такие станции инспекций, когда осматривают, например, везете ли вы какие-то фрукты или овощи. Да, ставки, кажется, не очень высоки в этой ситуации, но это не просто какая-то экзистенциальная угроза.

Нет, это реальная угроза миру флоры и фауны. Вот фотография такого рода инспекции карантина для растений и животных. Есть книга Джона Кристофера, называется The Death of Grass («Смерть травы»). Эта книга рассказывает о заболевании, которое называется бурая ржавчина пшеницы. Этому заболеванию подвержены зерновые. Рис в частности – это тоже зерновая культура. По сути это ржавчина, которую невозможно остановить. Еще называется это научным словом пирикуляриоз. Это такой грибок, который поражает растения, как будто их продырявило взрывом. И сейчас мировое сообщество, отвечающее за безопасность растений, активно смотрит на систему карантина растений. На потенциальный агротерроризм даже. В частности в рамках нашей книги мы проводили интервью с генералом армии США в отставке. Когда он служил в Афганистане в 2003 году, он составлял целый список такого рода патогенов, которые могли использовать «Аль-Каида», для того чтобы просто в мире радикально нарушить производство еды посредством использования патогенов и введения его в различные виды зерновых и так далее.

А эта фотография сделана в Канзасе, неподалеку от Омахи. Канзас – это штат, который в США все ассоциируют с фермерской деятельностью, сельским хозяйством. Это сердце сельского хозяйства США. Сейчас эти фотографии, сделанные на небольшом островке Плам-Айленд. Там находится как раз центр карантина для животных и для растений. Таким образом, хочу сказать несколько важных вещей. Здесь интересно вот что. Это буквальный остров Плам-Айленд, рядом с Нью-Йорком. Можно создать остров не только естественным образом, но и архитектурными инструментами. При помощи, например, системы вентиляции. И в этом здании, которое вы видите сверху, настолько мощная и устойчивая система вентиляции, что он даже выдержит торнадо. То есть система давления выдержит нагрузку от торнадо во имя карантина.

Есть много примеров, которые я хотел бы привести. Еще пара примеров о том, как мы закончим. Мы выяснили, что местное сообщество там глубоко озабочено тем, что случится, если вдруг произойдет утечка, или реально торнадо снесет это здание. Все патогены оттуда разлетятся по окружающей территории. И шериф в этом городке на этом острове сработал план карантина. В случае разрушения этого здания и этот остров, и городок, который находится, полностью быть отделены от всего остального пространства. То есть шериф реально разработал, какие нужно закрыть мосты. Он понял, где нужно построить стены, барьеры и так далее. Это похоже на какой-то потенциальный роман-антиутопию: одинокий шериф маленького городка закрывает мосты, строит стены, защищает весь остальной мир и планету от распространения чудовищных, страшных патогенов растений и животных. Можно потенциально представить целые школы градостроительства на основании такого рода прецедентов, как это здание и этот остров карантина.

Команда бывших военнослужащих «Морских котиков» США также были наняты для того, чтобы проанализировать это пространство и найти возможные слепые зоны в этом пространстве. Найти, например, потенциальные зоны, где террористы могли бы атаковать это здание и пространство.

Также эти «Морские котики», военнослужащие США даже выявили точки, где фермеры, которые работают на этом острове, могли потенциально вызвать своей неосторожностью утечку той или иной инфекции. Так, чтобы в этом обвинили не сотрудников этого центра, а именно фермеров. Все-таки стоит упомянуть о том, что очень важен вопрос доверия к карантину. Если вы, например, проголосовали за другую партию, вы не верите текущему правительству, тем не менее очень важно сохранить коммуникацию, которая доносит до людей понимание того, зачем ограничивать их свободы. Диалог очень важен. Диалог должен присутствовать вокруг карантина.

В заключение хочу сказать, что очень легко предполагать, что такая книга, как мы написали – это книга за карантин или против карантина. Нет. Вопрос здесь сложнее. Карантин – это, конечно же, очень хороший, полезный инструмент, чтобы предотвратить распространение инфекции. Но этот инструмент – это такой инструмент, которым очень легко злоупотреблять. Вопрос здесь в том, чтобы убедиться, что мы понимаем, что там происходит за стенами карантина, почему возводятся эти стены.

Мы сейчас входим в новую эпоху карантина. Болезни, новые заболевания распространяются все быстрее и быстрее. И вакцин против новейших заболеваний нет. Мы должны быть к этому готовы.