«Символ вражеского мира»

Текст публикуется с разрешения издательства «Новое литературное обозрение».

Дефицит за заменители валюты

Магазины «Березка», продававшие за заменители валюты дефицитные товары определенным категориям советских граждан, напоминали закрытые номенклатурные распределители. Для высокопоставленных партийных и государственных чиновников, а также для представителей верхушки науки и культуры в СССР тоже существовала специальная сеть магазинов ограниченного доступа, продававших им дефицитные товары.

Большую долю посетителей «Березок» также составляли государственные начальники — дипломаты, избранные журналисты, работники внешней торговли, то есть люди, приближенные к власти и выполнявшие важные государственные функции.

Однако существенным и парадоксальным отличием магазинов «Внешпосылторга» от распределителей было то, что критерием принадлежности к привилегированной группе была не лояльность режиму, а обладание валютой иностранных государств. Тем самым доступ к дефициту получали и обычные рабочие, отправленные для «технической помощи» в страны Азии и Африки и имевшие зарплату в валюте, и люди, имевшие родственников за границей, и даже советские диссиденты, получавшие валютные переводы из-за рубежа. Сделав ставку на интенсивное общение с окружающим миром и на закупки из-за рубежа, государство оказалось в положении, когда имеющие иностранную валюту советские граждане становились новым привилегированным классом. «Березки», таким образом, вводили новый парадоксальный критерий социального расслоения в обществе провозглашаемого равенства.

Это создавало двоякую ситуацию, при которой иностранная валюта становилась залогом доступа к дефицитным благам, но одновременно оставалась символом «вражеского» мира, основанием для подозрений. В результате возникали ситуации, при которых КГБ, отвечавший за государственную безопасность, вмешивался в чисто экономические вопросы, связанные с получением гражданами валютных переводов и покупками в «Березках». Статус государственных валютных магазинов, таким образом, оставался неясным: созданная государством институция порождала идеологически опасные практики. (…)

Даже в «Березках» надо было иметь блат

При том, что «Березки» были оазисом изобилия в атмосфере всеобщего дефицита, у этих магазинов, по воспоминаниям современников, были и сходства с обычной розничной торговлей. Постоянные посетители рассказывают, что в чековых магазинах возникали многие практики, бытовавшие в магазинах рублевых.

Например, особенно востребованные товары бывали в наличии не всегда и когда появлялись, вызывали ажиотаж. Комиссия Совмина РСФСР, проверявшая работу «Березок» в апреле 1971 года, отчитывалась, что «в магазинах, торгующих по операциям в/о “Внешпосылторг”, не удовлетворяется спрос на новые модные товары, особенно по швейным и трикотажным группам, обуви и др.» Информанты из Москвы вспоминают: «Обновление там производилось крайне редко, и нужный размер приходилось ждать долго»; «Бывали слухи среди посетителей: в такую то «Березку» привезли новую обувь»; «Даже в «Березках » был дефицит, и надо было иметь блат даже там, чтобы знать, когда чего особо дефицитное завезут».

О слухах, ходивших в городе, о новых поставках импортных товаров вспоминает и информант из Минска: «В общем, дефицит был и в «Ивушке » (магазины «Внешпосылторга» в Белорусской ССР. — А. И.). Когда, по слухам, должны были завезти «крутую фирмy», кучка людей до открытия собиралась перед магазином». Информант, ходивший в ленинградскую «Березку», рисует еще более плачевную картину: «Чтобы купить стоящие вещи, надо было наведываться туда именно регулярно. На японский телевизор или магнитофон была запись, и коробки с ними привозили с уже написанной фамилией покупателя». Московская информантка тоже рассказывает, что в начале 1980-х в московских «Березках» большая часть техники продавалась по записи.

Другая московская информантка вспоминает, что в «Березках», как и в обычных советских магазинах, бывали очереди и что даже там часто приходилось покупать не тот то вар, который нужен, а тот, который в данный момент имелся в продаже: «Обувь была особенно нарасхват. Помню, один раз очень долго стояла в очереди за сандалетами, а один раз за туфлями-лодочками на плоской подошве из кусочков разноцветной кожи. И очень неравномерные были поставки — чего-то большой выбор, чего-то не найти. Все равно брали, что дают, а не то, что хочется».

Другой информант из Москвы рассказывает, что выбор размеров в «Березках» также был невелик: «Если джинсы малы или велики, все равно ходишь. Люди ходили и на три размера больше — джинсы ведь!» Некоторые подкупали продавщиц в «Березке», чтобы они сообщали о новых поступлениях и откладывали то вар для конкретного покупателя до того, как его раскупят (практика, характерная для обычных советских магазинов): «У подруг была такая схема: они оставляли за чековую денежку свой телефон продавщице магазина, и она звонила им, когда завозят что-то хорошее, чтобы первой встать в очередь. Три-пять чеков стоил такой звонок».

Бывший сотрудник «Внешпосылторга» вспоминает, что продавщицы «Березок» становились тем самым очень нужными людьми: «Конечно, продавцы в «Березке» обрастали связями. Какие у владельцев чеков могли быть просьбы к работникам магазина? Что-то достать, ведь и там был дефицит. Например, если ты коротконогий и тебе ничего не подходит».

Продавщица одной из московских «Березок» говорит, что она оказывала услуги скорее не за деньги, а за встречные услуги: «В то время со мной хотело познакомиться очень много народу. Например, вы пришли в магазин, видите джемперочек, очень он вам нравится, но не ваш размер. Имеет смысл познакомиться с продавцом, чтобы он позвонил, когда будет нужный размер. Мне это тоже удобно: этот человек может оказаться или стоматологом, или работает в каком-нибудь другом нужном магазине, или может достать авиабилеты. Я помню, какой у меня был стресс, когда закрыли «Березки»: на следующий буквально день мы с мужем сидим — и чего-то не то. Поняли, что никто не звонит. Раньше вечер проходил весь на телефоне, а тут все, тишина». (…)

Проверка чеков на входе

Заменители валюты не были именными, а при покупке продавцы почти никогда не требовали документов, подтверждающих право ими расплачиваться. На входе в магазины иногда стояли охранники, однако они проверяли у входящих обычно только наличие заменителей валюты, а не их происхождение. Таким образом, чтобы приобрести в «Березке» дефицитные товары, нужно было только обладать заветными суррогатами: их происхождение было неважно. Этим «Березки» отличались от номенклатурных распределителей — закрытых магазинов для высокопоставленных чиновников.

Сын работника советского торгпредства в США и внук замминистра СССР говорит о том, что контроль при посещении распределителя был жестче: «Вот я просто брал чеки у родителей и шел в «Березку». А магазин в Доме на набережной был закрытой системой, на входе был список для идентификации, и я сам за заказом пойти не мог — только с бабулей и дедулей». Другой респондент сравнивает «Березку» с двухсотой секцией ГУМа, где покупали дефицитную одежду высокопоставленные чиновники по специальным талонам: «Талончики там никто другим людям не передавал, тем более за деньги. Репутация в ЦК дороже. Оттуда можно было вылететь, даже просто поменяв жену, если она напишет жалобу, так что ввязываться в незаконные махинации никто не хотел». (…)

Если в 1960-х — начале 1970-х покупка сертификатов могла трактоваться как валютное преступление, то с введением единых чеков ситуация изменилась: с 1976 года незаконные операции с заменителями валюты перестали подпадать под валютную статью. За торговлю чеками с рук «при отсутствии признаков спекуляции» или при сделках на сумму до 25 рублей следовало лишь административное взыскание (штраф до 50 рублей). Если же речь шла о чем-то более серьезном, применялась статья о спекуляции — до 2 лет лишения свободы в обычных случаях и до 7 лет в случае особо крупных размеров или промысла.

Конечно, дефицитные вещи можно было просто покупать у спекулянтов и не рисковать, однако у самостоятельного похода в «Березку» были свои преимущества. Респондент, студентом покупавший чеки за рубли в Минске в начале 1980-х годов, вспоминает: «Имея советские рубли, поиметь чеки была не проблема, и получалось дешевле купить чеки, чем переплачивать за дефицит рублями фарцовщикам, к тому же в «Березке» можно было померить вещи перед покупкой». Его слова подтверждаются и респондентом, который еще в 1970-е покупал чеки в Ленинграде: «Если покупать чеки, то по деньгам получалось примерно такая же цена, как покупать товар на черном рынке. Но была гарантия, что это настоящая фирмa. И можно было спокойно в кабинке примерить, не бегая от ментов по кустам». Наконец, в «Березке» можно было найти редкие размеры: «Люди, которые везли из-за границы вещи на продажу, везли только ходовые размеры — чтобы точно разошлось. А в «Березку» закупались все размеры. Ходовые быстро разбирались, а редкие размеры были всегда — это было важно, например, для полных людей». (…)

Черный рынок чеков

Курс сертификата/чека к рублю складывался на черном рынке стихийно и отражал разницу в их покупательной способности. Так, курс рубля к сертификатам разных типов различался: 8–10 рублей за один бесполосный чек, 5–7 — за чек с желтой полосой и 2–3 рубля — за синеполосый. После введения единых чеков «Внешпосылторга» стандартный курс составлял полтора, а затем два рубля за один чек (цены в чеках в отличие от цен в сертификатах были без «скидок», поэтому их курс к рублю был ниже).

Покупать чеки можно было у знакомых или у профессионалов-перекупщиков. Все посещавшие «Березку» вспоминают, что около магазинов дежурили молодые люди, предлагавшие продать желающим чеки за рубли или, наоборот, купить чеки у их обладателей. Прокуратура СССР сообщала в Совет министров, что с 1970 по 1975 год «имеет место рост повторных мелких незаконных операций с сертификатами «Внешпосылторга», особенно совершаемых лицами, нигде не работающими и не учащимися». У таких скупщиков чеки обычно стоили дороже, чем у знакомых, к тому же покупать у них было опаснее: они могли обмануть, а также легче было попасться на глаза милиции.

Однако для тех, у кого не было друзей среди законных обладателей чеков, это был выход: «Знакомые продавали по курсу 1:1,5, даже по 1:1,2. Но у меня знакомств не было, поэтому просто подходил к фарце у магазина и говорил: нужно столько-то. Никаких проблем не было». У спекулянтов, покупавших и продававших заменители валюты, было несколько стратегий.

Во-первых, они скупали у людей чеки мелкого номинала, на которые те все равно уже ничего не могли купить, и тем самым собирали более крупные суммы. Один информант вспоминает, что в таких случаях курс обмена мог быть выше: «Человек что-то купил, у него осталось два чека — ни то, ни се. Он этому пацану отдавал за 10 рублей, например. Обоим выгодно».

Во-вторых, они покупали у законных обладателей чеков крупные суммы, если последним требовалось много рублей. Например, те категории граждан, которые не имели права вступления в валютный кооператив, могли обменять чеки на рубли по выгод ному курсу и вступить в обычный, рублевый ЖСК, выстояв общую очередь. Также большая рублевая сумма могла быть нужна для покупки дачи, которую через «Внешпосылторг» купить было нельзя.

Информант из Харькова, занимавшийся в начале 1980-х годов торговлей чеками, рассказывает еще о двух вариантах такого нелегального бизнеса: «Еще лучше — покупать чеки прямо в магазине. К примеру, сказать, что не хватает на товар, попросить продать чеки. В магазине люди продавали охотнее, типа как своему. А еще у меня были пара-тройка человек, которые, приезжая из загранки, сразу сами продавали чеки именно мне по предварительному звонку и согласованию — чтобы на этом заработать».