1572: без царя во главе

МОСЛЕНТА вспоминает героическую битву при Молодях, в которой московское войско сломало хребет Крымскому ханству, уничтожило лучших его воинов и само потом за это жестоко поплатилось. (Продолжение; начало здесь).

В конце июля 1572 года появились сведения, что крымский хан Девлет-Гирей вновь двинулся на Москву. Воодушевленный прошлогодней победой, хан собирался как минимум отобрать исконно татарские Казань и Астрахань, а как максимум — распределить земли Московской Руси между своими соратниками — «для кормления».

Русское войско было готово к повторному нападению. Гарнизоны в сторожевых Окских крепостях были усилены, обновлены укрепления засечной черты, на возможных переправах возвели дополнительные укрепления и сформировали специальные речные отряды, посаженные на лодки, пригнанные по большой воде из Нижнего Новгорода.

Главным воеводой был назначен князь Михаил Иванович Воротынский, хорошо себя проявивший при обороне Москвы год назад. Он принадлежал к знатному роду, происходившему из Рюриковичей, от святого великого князя киевского и черниговского Михаила Всеволодовича, канонизированного за мученическую смерть в Золотой Орде. Незадолго до этих событий князь Воротынский был возвращен из ссылки, куда его отправили за то, что он якобы контактировал с врагами — Литвой и Польшей. Это был уже не молодой человек, обладавший редкой по тем временам смелостью и способностью к самопожертвованию. Возможно, контраст этих качеств Воротынского с трусостью и расчетливой жестокостью царя и явился позже причиной страшной гибели князя.

Вторым воеводой стал молодой, но уже отличившийся в боях с крымской ордой опричный воевода князь Дмитрий Иванович Хворостинин. Фактически он стал разработчиком и главным исполнителем всей стратегии русского войска в боевых действиях 1572 года.

Что касается самого Ивана Грозного, то он не стал оригинальничать и, как и в прошлом году, спешно покинул Москву, удалившись на северные окраины государства Московского.

В то время подступы к Москве преграждались несколькими поясами укреплений. На южном берегу Оки протянулась засечная черта. Она представляла собой ряды подрубленных на высоте 1,5-2 метров деревьев; их кроны, упав в сторону возможного подхода неприятеля, являлись непреодолимым препятствием. На тех участках, где не было леса, воздвигались ряды частокола. У переправ, за частоколом, располагались различные земляные укрепления, там постоянно несли службу стрелецкие караулы.

Высокие сторожевые курганы были не только наблюдательными пунктами, но и входили в хорошо отлаженную систему оповещения. В случае опасности на них зажигался огонь, который было видно с другого наблюдательного пункта. Так, по цепочке, сигнал опасности за считанные часы достигал Москвы. Существует мнение, что последними звеньями в этой системе являлись церкви в селах Остров (сейчас Ленинский район Московской области, недалеко от Лыткарино), Беседы (рядом с нынешней Развилкой) и Коломенское, а также башни Симонова монастыря. На них располагались наблюдательные площадки, где можно было развести костер.

Труднопреодолимой естественной преградой была Ока. На ее северном берегу, в местах, где она пересекалась с основными дорогами на Москву, стояли могучие города-крепости. В них и находились к моменту нашествия 1572 года основные силы русской армии. Самой неприступной была крепость Серпухов. Зная это, татары даже не предпринимали серьезных попыток овладеть этим городом. Была у русского войска и передвижная крепость — Гуляй-город, представлявшая из себя прочные унифицированные деревянные укрепления, погруженные на телеги и способные в считанные часы соединиться, образовав крепость для ведения «огневого боя».

26 июля татарская конница подошла к Оке. Сразу были предприняты попытки организовать переправу выше Серпухова, на Сенькином броде, но этого не позволил стоявший там Сторожевой полк. Тогда, предприняв ряд отвлекающих маневров на главных Серпуховских переправах, Девлет-Гирей вдруг бросил мобильную и хорошо обученную ногайскую конницу назад, на Сенькин брод.

Ночное нападение ногайцев прорвало оборону русского отряда, которым командовал немец-опричник Генрих Штаден. Увидев переправляющуюся конницу татар, Штаден покинул вверенных ему людей и скрылся в прибрежных зарослях камыша. Впоследствии в своих записках он описал эти события, причем настолько подробно, как это может сделать не участник, а сторонний наблюдатель. Что характерно: из этого отряда в живых остался только один человек… Догадайтесь, кто.

После уничтожения отряда к переправе сразу подошли основные силы Девлет-Гирея. Подоспевший утром к Сенькину броду передовой полк Хворостинина мог лишь констатировать факт переправы всего татарского войска, которое, обходя русские позиции, сразу же пошло на Москву.

Хворостинин, нанося удары по тылам крымчаков, двинулся за ними следом. За передовым полком Хворостинина шла армия Воротынского, имевшая в обозе Гуляй-город. При движении на Москву орда сильно растянулась по Серпуховской дороге. Воспользовавшись этим, полк Хворостинина, ранее не вступавший в бой с основными силами противника, ударил по арьергарду татар возле погоста Молоди.

Смяв неприятеля, Хворостинин гнал его до реки Пахры, где в это время шла переправа передовых групп крымчаков. Продолжать наступление, имея за спиной основные силы русских, было крайне опасно, и Девлет-Гирей был вынужден остановить продвижение к Москве и двинуться в обратном направлении.

В это время в Молодях, на высоком холме на берегу речки Рожайки, Воротынский в спешном порядке разворачивал Гуляй-город. За короткое время деревянные стены Гуляй-города были обнесены рвом. Внутри расположился большой полк князя Воротынского с артиллерией, остальные полки заняли позиции вокруг города.

Преследуемый татарами, полк Хворостинина прошел под самыми пушками Гуляй-города, заманив таким образом преследователей в западню. Был дан залп из всех орудий, и татары бросились вспять. Однако подошедшие силы неприятеля вновь начали атаку. На этот раз основной удар был направлен на большой полк, стоявший в Гуляй-городе. С флангов ударили остальные русские полки. Быстро израсходовались боеприпасы, и под стенами завязалась ожесточенная рубка. Большая часть стрельцов, находившихся вне стен Гуляй-города, погибла, остальные укрылись за стены.

В течении пяти дней татары пытались взять Гуляй-город. Несколько раз они подходили к самым стенам, пытаясь раскачать и опрокинуть их. Но все попытки заканчивались неудачей, только новых и новых пленных уводили за стены русские. Тогда, обложив город со всех сторон, Девлет-Гирей решил уморить защитников голодом и жаждой. От неутолимой жажды осажденные в Гуляй-городе сцеживали для питья кровь у своих вьючных лошадей…

2 августа татары захватили гонца из Москвы. После долгих пыток перед смертью он признался, что должен был сообщить Воротынскому о приближении сорокатысячного войска под предводительством самого царя. Навсегда останется тайной, знал ли тот человек, что весть эта была придумана московским воеводой Токмаковым, чтобы спровоцировать панику у татар.

Но татары не отступили, а напротив — предприняли отчаянную попытку штурма. Вдруг грянул сильнейший залп всех орудий и пищалей Гуляй-города, стены разверзлись, и навстречу вышло войско под командованием князя Хворостинина. У русских ратников, измотанных многодневной осадой без воды и провианта, было мало шансов на победу. Татары понимали это и, предвкушая легкую победу, бросились в атаку. Завязался жестокий бой.

И в это время большая группа русских воинов неожиданно появилась за спиной крымчаков. Это был отряд, тайно выведенный Воротынским из Гуляй-города по дну глубокой лощины. Не составило особого труда незаметно обойти увлеченные боем войска Девлет-Гирея и ударить по ним с тыла. Татары, оказавшись зажатыми с двух сторон, были обречены.

Это был финальный бой Молодинской битвы. В нем татарское войско было полностью разгромлено. Россия отстояла свою независимость от Крымского хана, а главное — от стоявшей за ним Турции.

Царь Иван, уже подготовивший Гирею верноподданническую грамоту, очень удивился неожиданной победе и, недолго ей порадовавшись, лично запытал до смерти в своих застенках героя-воеводу Воротынского.

Князя Хворостинина, учитывая его принадлежность к некогда любимой царем опричнине, задвинули на третьи роли, откуда он сумел выдвинуться лишь после смерти Грозного.

О самом факте войны 1572 года было рекомендовано не вспоминать, дабы не пробуждать у государя воспоминаний о его позорной роли в этой кампании.

До сих пор свято чтятся интересы Иоанна Васильевича: сражению, по своему значению равному Куликовской битве, в современных учебниках отводится две-три строчки...

Максим Крылович