«Жить в яйце не очень удобно». Почему знаменитый московский дом стоит пустым уже 20 лет
«В форме шара, а может быть, яйца»
Сама идея проекта связана с празднованием начала нового тысячелетия. В 1998 году Московская патриархия решила построить в Вифлееме родильный дом: планировалось, что он будет пользоваться большой популярностью. В проекте принимал участие галерист и арт-менеджер Марат Гельман. Он и рассказал о нем Сергею Ткаченко, который через пару лет после окончания строительства Дома-яйца стал директором ГУП «НИиПИ Генплана». На момент обсуждения проекта он был практикующим архитектором, и возглавлял собственное бюро. Самыми известными его работами тогда считались комплекс зданий посольства Ирана и несколько жилых домов в центре Москвы.
«Я сидел в мастерской у Марата, мы тогда занимались Старым Гостиным двором, — рассказывает «Мосленте» Сергей Ткаченко. — Как говорится, посидели мы к тому моменту уже хорошо, и вот даже не помню, почему я заговорил про это: как здорово было бы сделать дом в форме шара, а может быть, яйца. И тут Марат говорит: "Слушай, я знаю, что у Московской патриархии есть участок в Вифлееме. Сейчас миллениум, давай ты такой роддом для них спроектируешь, а я его пробью". Я ответил: с удовольствием. И на следующий день, когда был в мастерской, усадил бригаду Олега Дубровского, сказал, что они должны изобразить дом-яйцо как родильный дом в Вифлееме. Притащил из дома книгу "Яйца Фаберже" и стал делать закладки, показывая, что стоит использовать в работе».
Однако проект 12-этажного родильного дома Московская патриархия не приняла, а на участке в Вифлееме начали строить гостиницу и госпиталь. И тогда Ткаченко решил уменьшить масштаб здания и предложить его московским застройщикам.
«Больше всего мешали коллеги-архитекторы»
Строить дом-яйцо на месте, где в будущем вырос известный дом «Патриарх», инвесторы отказались. Но идею одобрил заказчик проекта реконструкции зданий на улице Машкова. Так как высотное строительство там запрещено, а увеличить метраж строившегося на этом земельном участке жилого комплекса инвестору хотелось, проект отдельно стоящего четырехэтажного здания в форме яйца был принят. Разместить его решили между строящимся домом и соседним детским садом.
«Возникли препоны, но я уперся: а почему бы не сделать, — объясняет Ткаченко. — И вот, получилось, я его "пробил". На утверждение проекта с заказчиком ушло три месяца. При этом больше всего мне мешали коллеги-архитекторы, которые его не пропускали, не согласовывали. Не знаю, почему».
Проект не утверждали на комиссиях как не соответствующий исторической застройке района. И в 1999 году строительство на углу улиц Машкова и Чаплыгина проходило по документам как «реконструкция двух-трехэтажного строения со строительством восьмиэтажной пристройки и флигеля общей площадью 6 472 квадратных метра с подземной автостоянкой на 34 машино-места».
Дом-яйцо построили под видом флигеля, а вся необходимая документация была оформлена на него постфактум.
Информация о том, кто именно заказал строительство здания, не раскрывалась. По документам, заказчиком проходил ТОО Благотворительный фонд «Корина», а подрядчиком — компания «Бенефит Инжиниринг».
«Мне не хватало денег»
После завершения работ в 2002 году квартиры в соседней восьмиэтажной «пристройке» быстро продались, окупив проект. Их было немного, цена начиналась от трех тысяч долларов за квадратный метр.
Вначале Дом-яйцо предложили купить художнику Никасу Сафронову за 1,2 миллиона долларов. Однако Никас ответил отказом.
«Где-то в конце 1990-х ко мне пришли ребята с идеей построить дом в коллаборации, где я был бы в проекте художником-проектировщиком или художником-дизайнером, — рассказал Сафронов. — Я за 5-10 минут нарисовал яйцо с короной, которая является балконом. Яйцо — это форма закрытости. Многие использовали его, как символ защиты, оберега. Так я попытался объяснить им эту идею. А через какое-то время узнал, что они сделали такой дом. Памятуя, что я был одним из основателей и как художник сделал на начальном этапе рисунок, они решили мне его и предложить. Но тогда я уже купил квартиру в Брюсовом переулке, вложил в нее почти десять миллионов долларов. И площадь у меня предполагалась в тысячу метров, а здесь — 350. Меня это, конечно, уже не устраивало. И не хватало денег».
«Был в ужасе, но смирился»
По сути своей Дом-яйцо — это современный городской особняк. Трехэтажное здание с мансардой, общей площадью 345 квадратных метров, с подземным гаражом на четыре машино-места, лифтом и автономной котельной. Высота потолков на этажах — 3,2 метра, а в мансарде с расписным куполом еще больше — 4,5 метра.
На цокольном этаже находятся тренажерный зал, сауна и вход в подземный гараж.
На первый этаж, где расположена гостиная-столовая и кухня, можно подняться как на лифте с прозрачной кабиной, так и по винтовой деревянной лестнице.
На втором поместились две комнаты-спальни, каждая со своим балконом и ванной комнатой. В мансарде с куполообразным потолком находится гостиная.
«Понимаете, в чем дело: в этом яйце на самом деле жить не очень удобно, — рассказывает «Мосленте» Ткаченко. — Это же ирония такая. Собственно, сравнивать его можно с домом Мельникова, который, правда, несколько побольше, и в нем нормальные стены, потолки прямые. А в Доме-яйце стены круглые, поэтому там проблема даже картину повесить. Дом превратили сейчас в какой-то будуар с раскрашенными потолками, на которых амуры и полуголые дамы. И он такой, как бы рококо. Это, конечно, настолько не подходит к тому, что там могло бы быть... Когда я это увидел в первый раз, был в ужасе, но смирился. Хозяин — барин, в конце концов. В свое время дом купил человек, который мог себе это позволить по своему финансовому положению. Зачем? Чтобы потом, может, перепродать».
Известно, что с 2007 года Дом-яйцо официально выставляется на продажу. Больше всего — 12 миллионов долларов — за него просили в 2008 году.
В 2019 году объявление о продаже Дома-яйца появилось на ЦИАН, и с тех пор цена менялась всего раз: сейчас она составляет 573 970 800 рублей, или шесть миллионов долларов, а изначально просили на 200 тысяч долларов больше.
«Как в утробе матери находишься»
Наверное, такой необычный дом идеально подошел бы художнику, и тогда зал в мансарде стал бы его мастерской.
«Если бы я в начале 2000-х не купил уже квартиру в Брюсовом, то, конечно, с удовольствием приобрел бы этот дом, — рассказывает Никас Сафронов. — Потому что дом словно бы из книги "Алиса в стране чудес" всегда был моей мечтой. В нем есть определенная сказочная история, какая-то необычность. Сейчас я, может, и жалею, что тогда его не приобрел. Ведь в то время делали много индивидуальной застройки, но часто она была безобразной. Строили в основном нувориши, разбогатевшие новые русские, многие недавно вернувшиеся из "мест не столь отдаленных". И вдруг — такой шедевр, произведение искусства, яйцо Фаберже. Оно могло прозвучать. Жить в таком доме было бы интересно. Думаю, там как в утробе матери находишься, защищен от внешнего мира. Мне эта идея нравится, так что, может, я еще и построю свой дом-яйцо где-нибудь в России или на острове в Тихом океане».
«Двойник на Рублевке»
Несмотря на шквал разгромной критики со стороны архитекторов, Дом-яйцо любим и туристами, и москвичами. Он регулярно входит в рейтинги самых необычных домов мира, отмечен в путеводителях, к нему водят группы экскурсоводы. Да и сами жители района показывают его гостям как местную достопримечательность.
«Дом выделяется не только в переулке и районе, но и среди застройки всего центра города, — говорит старший научный сотрудник Музея Москвы и преподаватель архитектурной школы МАРШ Денис Ромодин. — Если бы Дом-яйцо, как и здание Захи Хадид, стоял на Дубровке, то не был бы так популярен, как сейчас».
Для Москвы это, наряду с домом Мельникова, один из удивительных частных домов. И тот, и другой выделяются необычными формами: там — два цилиндра, один из которых видно с Кривоарбатского переулка, а здесь — яйцо, да еще и с яркой уникальной отделкой. Это красная поливная керамика, которая больше характерна для зданий начала XX века, чем для начала двухтысячных, когда использовались другие, более современные и простые материалы — тот же самый керамогранит или вентилируемые фасады.
«Туристов дом привлекает прежде всего своими формами, — продолжает Ромодин. — И москвичи с удовольствием к нему приходят, изучая город самостоятельно, или с экскурсоводами, гидами. Аналогов такому строению в Москве не существует. А если где-то и есть, то в частном секторе и не в таком популярном районе».
Действительно, двойник-близнец у московского Дома-яйца существует и находится на Рублевке.
«Как-то на Крымском Валу была экспозиция, посвященная новой архитектуре, и меня попросили там выставиться с проектом Дома-яйца, — рассказывает Сергей Ткаченко. — Мои ребята — архитекторы Илья Вознесенский и Алексей Кононенко — сделали гипсовую модель. Это был период, когда мы не утвердили еще окончательную форму, и там наверху была двухкольцовая шапочка. Принесли этот макет, поставили в зале. А наутро выяснилось, что его украли. Ну, что делать — обсудили и забыли. А потом я увидел, что в Екатериновке — знаете, на выезде из Москвы по Рублевке — построили этот дом. Точь-в-точь как на макете, с этими двойными шапочками наверху. Кто, что — я не знаю, и узнавать не стал».
«Мировых аналогов не имеет»
У московских архитектурных критиков Дом-яйцо вызывает улыбку. И действительно, лужковский стиль еще не прошел проверку временем, после которой непонятые и непринятые современниками здания часто попадают в список официальных городских достопримечательностей.
Типичный тому пример — работы архитектора и художника Фриденсрайха Хундертвассера в Вене: жилой дом и комбинат по переработке мусора. Они содержат в себе игровые элементы и элементы постмодернизма. Изначально встреченные общественностью в штыки, сейчас эти здания стали частью хрестоматийной Вены, попали в список достопримечательностей, ради которых туда едут туристы.
«Лужковская архитектура Москвы уникальна, не имеет мировых аналогов, да и во многих других городах России в тот период такого явления не было, — объясняет Денис Ромодин. — Думаю, со временем она, как и сталинская архитектура или московский модерн, станет неотъемлемой частью города, его пестрой ткани. Конечно, если эти сооружения доживут до следующих эпох. Тут проблема еще и в экономике. В том, что многие здания этой эпохи очень нефункциональны, дорого стоят, их сложно приспособить для современных нужд. С историческими особняками, сталинками и купеческой Москвой все понятно — это имидж, история. Пусть здание и нефункционально, но приобрести его и жить там или разместить офис — статусно. А с сооружениями лужковского периода непонятно, доживут ли они до того времени, когда их смогут юридически признать памятниками архитектуры».
«Продаваться должен как-то поэксклюзивнее»
Иначе оценивают ситуацию эксперты в области недвижимости. Они сразу же обращают внимание на то, что заявленная цена относит Дом-яйцо к категории элитной недвижимости, при том, что у него нет частной территории, а окна выходят прямо на улицу, откуда в стекло запросто может прилететь камень или бутылка.
«Я прохожу по ссылке на ЦИАН, — объясняет риелтор и пресс-секретарь гильдии риелторов Москвы Евгений Коноплев, — и первая эмоция, которая у меня возникает, — смесь профессионального любопытства и удивления. Любопытство — потому что объект сверхэксклюзивный, и всегда интересно, как его продают и кто же его в итоге купит. Удивление — потому что, на мой взгляд, такой объект и продаваться должен как-то поэксклюзивнее. А выставлен он, как типовая квартира в одной из "сталинок" — на Котельнической или на Баррикадной».
В объявлении нет и намека на то, что здание легко можно переоборудовать в картинную галерею, творческий центр для детей богатых родителей или эксклюзивный отель для влюбленных и новобрачных. Дом предлагается только под проживание.
«Ценник из категории премиального жилья, стандартам которого этот объект не соответствует, — объясняет Евгений Коноплев. — Я вообще с трудом представляю, как технически вписать премиальное жилье в такое здание».
Но, возможно, этот необычный дом до сих пор стоит необитаемым даже не из-за выставленной цены или технических характеристик.
Пускай Дом-яйцо построили как особняк на продажу, но по сути своей это манифест архитектора, художественный жест.
«Мне хотелось небольшим знаковым объектом поставить точку в архитектуре XX века, — объясняет Ткаченко. — Чтобы началась новая архитектура, а не постмодернизм, который у всех уже в зубах навяз и чем сейчас Москва набита. Два объекта у меня было — "Патриарх" и этот дом, которые должны были сказать: все, дальше иронизировать на русские темы смысла нет. Надо создавать что-то новое, более интересное. Вот ради чего все делалось».